С Энн творилось что-то неладное. Около месяца назад у Энн началась безымянная болезнь, от которой подруга стала бледной, ее била дрожь, а желудок не мог выдержать ничего, кроме чая и тостов. Она ходила в мастерскую, верная долгу во имя предстоящего грандиозного события, однако долгие рабочие дни совсем ее обескровили. Так продолжалось уже несколько недель, и, сколько бы Мириам ни умоляла Энн пойти к врачу, та лишь повторяла:
– Мне нужно лишь немного поспать. Высплюсь хорошенько, и все пройдет.
Мириам пыталась развеселить Энн новостями о ребенке Руби. Ведь все любят миленьких младенцев, разве нет? Она показывала фотографии малышки, которую назвали Викторией, потому что родители обручились в День Победы. Энн кивала и соглашалась, что ребенок очень мил, но ее голос звучал глухо и монотонно.
– Что-то не так? – спросила Мириам.
– Вовсе нет. Передай мои поздравления своим друзьям.
В конце октября принцесса Елизавета попросила месье Хартнелла выбрать трех сотрудниц, которые получат приглашения на свадебную церемонию. Чести удостоились Энн, мисс Дьюли и мисс Холлидей из швейной мастерской. Энн с улыбкой принимала поздравления от других девушек и клялась, что очень взволнована, только Мириам ей не поверила.
Ее подруга была несчастна, и по мере приближения королевской свадьбы меланхолия лишь усиливалась. В минувшие выходные Мириам следила за каждым шагом Энн. В воскресенье вечером она поняла, что подруга за два дня съела всего несколько крекеров. Тогда Мириам сделала чашку супа быстрого приготовления и пошла наверх.
– Энн, дорогая, я принесла тебе суп. Меня беспокоит, что ты совсем не ешь. Можно войти?
Энн открыла дверь, все еще в ночной рубашке и халате.
– Спасибо. Прости, что причиняю тебе беспокойство.
– У тебя что-то случилось? – мягко спросила Мириам.
– Нет, – ответила Энн, пряча лицо за кружкой. Мириам знала, что она лжет, потому что сама поступила бы так же. – Я жалею, что не пошла в церковь. Сегодня ведь День памяти павших.
– Ничего страшного. Мы можем почтить память павших молчанием во вторник, одиннадцатого ноября, как делают во Франции.
В понедельник утром Энн выглядела немного лучше, и Мириам стала надеяться, что она выздоравливает. На завтрак подруга съела кашу, а в вагоне поезда с ней даже удалось немного поговорить о том, какая ужасная стоит погода и что для ноября слишком холодно. Однако Энн совсем не улыбалась. Совсем.
Они стояли в гардеробной с другими девушками, готовясь спуститься в мастерскую, когда Рути устроила настоящую бурю. Порывшись в сумке, она вытащила газету и высоко подняла ее над головой, чтобы все увидели первую полосу. На ней был рисунок: женщина в длинном белом платье с вуалью, струящейся по ее волосам, и маленьким букетом в руке. Крупный заголовок, напечатанный жирным черным шрифтом, гласил:
ЭКСЛЮЗИВНЫЙ МАТЕРИАЛ
СВАДЕБНОЕ ПЛАТЬЕ ВЕКА
– Представляете? Платье века! А на картинке платье совсем другое! Интересно, откуда они это взяли?
Энн, которая искала что-то в сумке и не участвовала в разговоре, вдруг замерла и побледнела. Мириам посмотрела на подругу, но та отвела глаза.
– Что там еще написано? – спросила Энн.
– Держитесь. Пишут вот что:
– Все это неправда! – возмутилась Мириам. – Как они могут такое печатать? И платье на картинке совсем непохоже. Зачем публиковать вранье?
– Фунты, шиллинги и пенсы – вот зачем, – сказала Этель. – Только подумайте, сколько газет сегодня купят! Даже если мистер Хартнелл поместит опровержение, люди все равно поверят этой статейке. Пока не увидят принцессу в день свадьбы.