Платье королевы

Энн нездоровилось уже несколько недель. Ей было плохо по утрам, далеко не всегда от голода. Приступы болезни не длились долго, стоило Энн проглотить кусочек крекера или сухого тоста, как она уверяла, что ей лучше. Она очень уставала. Настолько, что ложилась спать в восемь часов вечера или того раньше, и не раз жаловалась на усталость. Энн, которая не жаловалась никогда и ни на что. Энн, которая…

Ну конечно! Как она раньше не догадалась? Бледность и дрожащие руки вовсе не из-за пропущенного завтрака, а постоянная усталость – не из-за долгих часов работы над платьем.

Мириам села на диван рядом с подругой и взяла ее за руки.

– Ты собиралась мне сказать? – спросила она мягко, почти шепотом. – Ты ведь знаешь, да? По крайней мере, подозреваешь.

– Я не… я собиралась.

– Верю.

– Мне нельзя тут оставаться. Люди будут болтать. Я хочу, чтобы ребенок жил спокойно, а здесь он всегда будет «Энн Хьюз в подоле принесла». Во Франции, наверное, то же самое.

– Да.

– Я поеду в Канаду. К Милли. В Канаде никто не узнает. Назовусь вдовой, никто и не спросит меня, как… как…

Энн зажмурилась, но не смогла сдержать слез, хлынувших по бледным щекам.

– Ах, Мириам, здесь мой дом, здесь все, кого я знаю! Как мне все это бросить?

– Ты справишься. Ты все вынесешь.

– Спасаться бегством…

– Неправда. Ты начинаешь с нуля. Как я, когда приехала в Англию.

– Поможет ли расстояние? Если я сбегу на другой конец света, это поможет?

– Поможет. Мне помогло, хоть я уехала не так далеко. Время исцелит тебя, смоет тревоги и дурные воспоминания.

– Едва ли я смогу забыть.

– Не сможешь, – признала Мириам. – Однако потом становится легче. Или ты сама становишься сильнее. Так и будет. Я обещаю.

– А до тех пор?

– Нужно терпеть. Ты же знаешь, как это делается? Ты терпела агонию, когда погиб твой брат.

Энн кивнула, медленно и будто через боль.

– Да, – прошептала она. – Ты права. Я вынесла настоящую агонию.

Энн села, выпрямившись, и вытерла глаза полотенцем.

– Что дальше? Что мне теперь делать?

– Для начала, думаю, надо немного выждать. Убедись, что точно беременна. Потом напиши Милли и попроси помочь. Сообщи мисс Дьюли, что переезжаешь в Канаду, ближе к семье. Продай все, что сможешь. Возьми с собой все, что не в силах оставить. Попрощайся. И больше никогда не оглядывайся.

– 27 –

Хизер

4 сентября 2016 г.

Естественно, Хизер радовалась приглашению на прием в доме Мириам, но гораздо больше ее занимало то, что самая формальная одежда в ее чемодане – сарафан. Пока еще паника не затопила разум окончательно, она написала Тане, которая сразу же прислала название и адрес бутика в Сохо, а также четкие инструкции:

«Спроси Мишлин. Опиши ей мероприятие. Купи то, что она тебе посоветует. Перестань нервничать. Веселись. Чмоки».

В точности последовав указаниям Тани, Хизер явилась на ужин в черном платье из какой-то шелковистой ткани, в котором чувствовала себя звездой, в туфлях с каблуками на добрый десяток сантиметров выше обычного и колье, напоминающем кружево, связанное из нитей серебра.

Дэниел заехал без четверти шесть – как выяснилось, костюм с галстуком идет ему не меньше, чем джинсы. До галереи Тейт Модерн они поехали на такси, и водитель по совету Дэниела выбрал длинный путь, чтобы не попасть в пробки. В конце концов такси остановилось у огромного кирпичного здания, больше напоминающего склад или фабрику, чем музей.

Хизер разглядывала фасад галереи и толпившихся снаружи людей, когда заметила гигантские баннеры, свисающие с самой большой стены музея:

МИРИАМ ДАССЕН

РАБОТЫ РАЗНЫХ ЛЕТ

ДО 31 ДЕКАБРЯ

Они обошли здание и добрались до входа в крыло Бойлер-хаус. Хотя до официального закрытия музея оставались считаные минуты, охрана пустила их внутрь, как только Дэниел показал свое приглашение. Работы Мириам выставлялись в зале на третьем этаже, но стойка регистрации находилась двумя этажами выше, в баре для особых гостей.

Прием едва начался, однако собралось уже не меньше сотни человек. Официанты сновали по залу, снабжая гостей закусками и шампанским, несколько детей сидели за столом, уставленным принадлежностями для рисования и тарелками с фруктами и крендельками.

– Дети моего брата, – пояснил Дэниел. – И еще двое незнакомых. Самая маленькая девочка – Ханна, Мими особенно ее обожает.

– Для затворницы у твоей бабушки многовато друзей.

– Да, – согласился он, – но они уважают ее принципы. Даже сотрудники галереи Тейт признали ее право на личную жизнь. Мириам разрешила на приеме сделать лишь несколько фотографий, а видеосъемка вообще запрещена.

– Она будет произносить речь?

Дэниел взял два бокала шампанского у проходящего мимо официанта и передал один Хизер.

– Вроде бы, уточню позднее. Если слишком разволнуется, я всегда могу произнести за нее банальные слова благодарности. Итак, держись, вот моя семья. Выпей шампанского, пока есть возможность.