Плесень

— Ну, во-первых, Ветхий Завет, насколько я знаю, никто не отменял. И из христианской Библии никто его изымать не собирается, так? А во-вторых, христианская мораль с современной точки зрения тоже весьма неоднозначна. Иисус ведь никогда не говорил, что он пришёл спасти всех живущих на земле. Он судьбой израильтян был озабочен, а остальные народы псами называл, не так ли? Это Савл потом, под псевдонимом Павла, рассказывать начал о том, что для церкви христианской несть ни эллин, ни иудей. Но это уже политика была, а не теология.

А уж церковь такой террор развернула — только держись! Сколько еретиков, ведьм, да и просто неугодных уничтожала, пытками замучила, на кострах живьём сожгла. И это та мораль, которой мы должны следовать? А ты на современных церковных иерархов посмотри — как они за власть дерутся. Святые люди, куда там!

— А ты вспомни, — не сдавался Антон, — как Достоевский говорил: «Или есть бог, или всё дозволено». Ты только представь себе, что начнётся, если религию в мире уничтожить. Что будет людей от грабежей и убийств удерживать?

— А то сейчас твоя религия кого-то от преступлений удерживает, — с ехидной улыбкой возразил Эндрю. — Ты посмотри только, что в мире-то делается. А ведь четыре пятых населения планеты религиозны.

И разве среди атеистов больше преступников, чем среди верующих? Да религии-то людей и обманывают, чтобы обирать их удобнее было. Стадом с промытыми мозгами управлять легче, чем критически мыслящими личностями. Вот тебе и вся мораль.

— Конечно, среди атеистов преступников больше, — упрямо стоял на своём Антон. — Ты историю советской России вспомни. И фашистской Германии — тоже ведь антихристиане были.

— Голубчик ты мой, — засмеялся Эндрю, — какие же коммунисты атеисты? Они же атеистами только прикидывались, а на самом деле их коммунистическая идеология — это та же религия. С такой же инквизицией и преследованием еретиков. И в фашистской Германии, разумеется, то же самое.

— Ну, вот что, — вмешался в дискуссию Боб, — все философские проблемы мы за один присест всё равно не решим. К тому же и прямые обязанности забывать не следует. Да и Антон, похоже, устал с дороги и не выспался. Девочки, покормили бы человека с дороги-то.

— Антошка, Антошка, готовь к обеду ложку, — пропела Даша, направляясь на кухню.

— Ты отдыхай сегодня, — сказал Боб Антону, — Эндрю тебе твою комнату покажет. А мы с Алексом участок объедем.

* * *

После плотного позднего завтрака Антон, приняв душ, с наслаждением залез в постель с пахнущими какими-то экзотическими цветами простынями и, мгновенно отключившись, проспал до самого вечера.

Часов в восемь вся компания постепенно собралась в гостиной. День прошёл без происшествий, настроение у всех было расслабленное.

Об Антоне, весь день не выходившим из своей каюты, никто не заговаривал. Боб с Эндрю сидели за шахматной доской, девочки лазили по интернету, Алекс углубился в электронную книгу.

— Коньячку налить? — ласково спросила Ксюша Антона, неслышно вошедшего в комнату.

— Спасибо, я не пью, — ответил парень.

— А чего это ты? — поинтересовался Эндрю, — не мусульманин вроде.

— А ведь веселие Руси есть пити, как говаривал князь Владимир Красное Солнышко, — не преминул блеснуть эрудицией Боб.

— Скажите, пожалуйста, а никто не будет против, если я в углу иконку повешу? — с ноткой покорности в голосе, как будто приготовившись к любому ответу, спросил вдруг Антон.

Народ переглянулся.

— Мне мешать не будет, — сказал Боб. — Если кто-нибудь имеет что-то против, давайте, выскажитесь.

Эндрю саркастически хмыкнул и пожал плечами.

— А какая у тебя икона? — заинтересованно спросила Ксения, — старинная?

— Ну, не очень, — застенчиво ответил Антон. — Лет сто пятьдесят, наверное.

Он развернул замотанную в кусок белой материи потемневшую от времени небольшого размера дощечку.

— А что, красивая, — сказала подошедшая сзади Даша.

— Так я повешу? — Антон обвёл присутствующих взглядом.

— Валяй, — ответил за всех на правах старшего Боб, поскольку остальные не произнесли ни звука.

Антон принёс из кладовки гвозди и молоток, ловко прибил в углу заранее припасённую треугольную дощечку и поставил иконку на неё.

— У моей бабушки в комнате такая висела, — сказала Даша, подойдя к Антону и как бы ненароком прижимаясь к нему бедром.

— Извини, — тихо сказал парень, отодвигаясь. На щеках у него появился румянец. — Не надо этого.

— Ты на сколько лет в эту компанию забурился? — спросил Боб.

— У меня на пять лет контракт, — ответил Антон.

— И как же ты собираешься такой срок выдержать? Без женской ласки? — мягко спросил Боб.

— С божьей помощью, — ответил Антон, отводя взгляд.

— А ты не голубой? — участливо спросила Ксения.

— Грех это, — ответил Антон. — Не вступая в брак, освящённый церковью, грех.

— Та-ак, — протянул Эндрю. — Ты, значит, будешь у нас тут как святой Иероним, окружённый дьявольскими соблазнами, укрощать свою плоть?

Антон молчал, поджав губы.

— Слушай, Антон, — вмешался Боб, — если тебе неприятны наши безбожные комментарии, ты скажи. Тогда мы этих тем касаться не будем.