Плесень

У мусульман картина более-менее ясная: вина — пей сколько хочешь, на каждого праведника — сорок девственниц-гурий для нескончаемых сексуальных утех. Короче, всё то, чего человек был лишён в земной жизни, в раю получит с избытком.

А вот как выглядит христианский рай — не очень понятно. А ведь это состояние будет продолжаться бесконечно — не шутка! Неужели праведники обречены вечно бродить по раю и возносить хвалы господу? И так миллионы миллионов и миллиарды миллиардов лет? Любой, самый длинный отрезок времени, который человек может себе представить — лишь мгновение по сравнению с вечностью.

Вселенная перестанет существовать, а лежащая впереди вечность не сократится ни на сколько. Тысячи и миллионы последовательных во времени вселенных могут родиться и исчезнуть, а мы будем всё так же петь псалмы? И не охренеем? Хотя, конечно, лучше всё-таки, чем всё это время в смоле кипящей провести или на сковороде жариться.

Вот такой вот оптимизм. Безысходный.

— Не дано нам знать в точности, что на том свете делается, — вздохнул Антон.

— Вот тут я готов с тобой согласиться, — ответил Эндрю. — Но не значит ли это, что все эти религиозные пастыри, сами ничего толком не зная, обманывают нас? Как же я могу принимать всё, что они мне втюхивают, на веру?

— Вот что, друзья мои, — вклинился Боб, — время-то уже позднее, засиделись мы. Предлагаю на сегодня разойтись, поспать, а завтра продолжим. Согласны?

— Ну что ж, предложение толковое, — за всех ответил Эндрю. — Только давай, завтра уже ты сам что-нибудь нам расскажешь, а? Договорились?

— Да, Боб, расскажи нам о поэзии, ты так много знаешь, — подхватила Ксения.

— И про историю, — добавила Даша.

— Раз дамы просят — отказать невозможно, — с полупоклоном ответил Боб. — Кто у нас завтра на трассе?

— Я могу съездить, — вызвался Эндрю.

— И я с тобой, — сказал Алекс.

— Вот и замечательно, а мы с Антоном протестируем системы защиты, — согласился Боб. — Как раз по инструкции срок подошёл.

* * *

В ярких лучах утреннего солнца ехать вдоль трубы было легко и радостно. Эндрю поставил управление бронированным вездеходом на автомат и откинулся в кресле водителя, закинув руки за голову.

— А откуда у тебя эта книга, которою ты мне дал? — спросил Алекс. — В сети ведь её нет. Ни в одной библиотеке, я проверил.

— Автор этой книги был с моим дедом хорошим приятелем, — ответил Эндрю. — А тебе-то нравится? Интересно?

— Очень интересно. Я ведь никогда о таких проблемах серьёзно не задумывался. Всю жизнь был узким специалистом, решал конкретные задачи. А остановиться, задуматься, что к чему и зачем — никогда времени не было. А ты, судя по всему, с тем, что там написано, полностью согласен? И логика твоя, и манера говорить очень похожи на стиль этого философа. Слова у тебя такие же жёсткие, и логика — безжалостная.

— Да, эта книга в своё время сильно повлияла на моё мировоззрение. Только вот насчёт жёсткости ты не прав. Дед мой рассказывал, что человек этот был очень мягким и добрым.

А единственное чувство, которое двигало им всю жизнь — было сострадание. Сострадание ко всем людям в мире, и вообще — ко всему живому. Ты помнишь, что он пишет об этом? «Всё живое на нашей планете объединяет способность испытывать боль, физическое страдание. А человека отличает от животных способность к состраданию». Думаю, не легко это — постоянно ощущать чужую боль как свою собственную. В этом основа и весь смысл его философии.

— Ты знаешь, Эндрю, пока я читал эту книгу, мне в голову пришла одна мысль. Можно попытаться создать такой вирус, который будет избирательно воздействовать на женскую яйцеклетку, предотвращая оплодотворение. Идеальный контрацептив.

— Вполне в духе мировоззрения автора этой книги, — согласился Эндрю. — А вот тебе ещё одна идея: придумать такой препарат, который будет приводить человека в состояние непереносимого блаженства, чтобы он в результате умирал совершенно счастливым. Как ты думаешь, такое возможно?

— Пожалуй, твою идею намного проще осуществить, чем мою. Нужно создать препарат, который бы вызывал резонансное возбуждение нейронов головного мозга, аналогичное состоянию оргазма. Своеобразную цепную реакцию в мозгу. Тогда каждый безнадёжный больной сможет в любой момент прекратить свои мучения и уйти из этого мира вполне счастливым. Странно, что никто до сих пор до этого не додумался.

— Ничего странного. Инерция вдолбленной с детства догматической этики. Что-то сродни религиозности. Попробуй, спроси у Антона, что он по этому поводу думает, увидишь стандартную реакцию.

— Слушай, Эндрю, а ты, кстати, не думаешь, что ты на него слишком сильно давишь своей логикой. Ему ведь должно быть очень неуютно с нами. Да ещё и Боб каждый раз свою эрудицию демонстрирует и усиливает давление то поэзией, то цитатами из классиков. Парень-то он молодой, насколько устойчива его психика, мы не знаем. Как бы не сломался.