По Южной и Центральной Африке

Когда торжественное шествие достигло наконец резиденции Мо-Панзы, нас уже ждало все население, от мала до велика. Матока еще никогда не видели белого человека. Можете себе представить, с какой поспешностью ринулись они к нам. Вероятно, никто из них и не подумал о том, какое впечатление производят на нас они сами и и хижины. Для этих счастливцев их мирок был всей вселенной.

Вскоре мы увидели две хижины, которые занимал Мо Панза, а вокруг — имевшие более приличный вид хижин, его жен. Поблизости росла молодая смоковница с густо, листвой. Под ней обычно отдыхал сам царь. Нам предложили здесь подождать его. Слева виднелась развалившаяся хижина, а рядом — источенные червями наполовину рухнувшие столбы для трофеев: вбитые в землю сучковатые сухие деревья, на которые вешали трупы львов, леопардов, гиен, буйволов…

В дальнейшем мне было предоставлено право взять любой предмет из этого «храма славы». К сожалению, черепа настолько пострадали от непогоды, что ни один не мог мне пригодиться.

Подождав с полчаса, мы увидели с трудом передвигавшегося старика. Он шел, опираясь на палку, в окружении советников и безоружных слуг. На нем было наброшен, красивое шерстяное одеяло, которое незадолго до того подарил ему пришедший от устья Луэнге торговец-мамбари. В этом царственном одеянии, которым он определенно хотел нас поразить, царь опустился на соломенную циновку и в нашем присутствии повторил, что счастлив перед смертью увидеть у себя белых.

Длинная приветственная речь царя, не лишенная торжественности, закончилась словами:

— Знайте: когда я говорю, что со вчерашнего дня чувствую себя счастливым, слова эти исходят из уст человека, знающего больше, чем любой из моих подданных. Ибо уста эти не раз уже смыкались, а потом открывались вновь. Несколько раз я умирал и снова оживал[63]

. Оживлял меня бог, который, по рассказам марутсе, обитает в небесной синеве и в проносящихся по ней облаках. И потому два раза в сутки — утром и вечером — вы увидите, как я припадаю к земле и возношу благодарность богу за его милости. Вы и сами видите, что он меня слышит, ибо я часто просил его прислать мне белых, чтобы я мог познакомиться с ними. Они долго не появлялись, а я стал так стар и немощен, что едва держусь на ногах. И вот теперь вы пришли, и я приветствую вас. Но последуйте моему совету и не ходите туда, куда решили идти. Машукулумбе не такие люди, как я и вы! Здесь перед вами всего лишь несколько хижин, и потому вы, верно, думаете, что Мо-Панза беден. Но это не так! Многочисленны мои селения, повсюду в долинах рек и посреди леса широко раскинулись мои поля. На моих землях много дичи, часто нас навещают и слоны. Мои люди никогда не страдают от голода, и машукулумбе приходят к нам торговать. Мы их хорошо знаем.

Речь царя была проникнута чувством собственного достоинства, которое придает старость; да и внешность его, особенно выражение лица, внушала доверие, производила впечатление чистосердечия, хотя глаза немного косили.

Физическое состояние правителя было очень тяжелым, суставы его рук и ног распухли от ревматизма, который готовил ему немало мучительных часов. Я сразу же понял, что суеверность Мо-Панзы, который связал наше появление со своим божеством, может быть нам полезной.

Я пожелал царю выздоровления и долгих лет жизни, а затем попросил предоставить нам место для лагеря. Выслушав меня, он указал на красивейшую смоковницу справа от себя и обещал снова прийти после полудня, чтобы потолковать о своей болезни с «белым колдуном».

В назначенное время Мо-Панза действительно явился и сразу же заговорил о своем давнем недуге. Разумеется, как и любая другая болезнь, поражающая кого-либо из матока, страдания его были следствием вражеского колдовства. «Пока я спал, в мое тело впустили муравьев[64], термитов и змей, которые двигаются внутри, причиняя мне сильнейшие боли, кусают, колют и рвут, пока я не умираю[65]. Вернувшись к жизни, я несколько дней чувствую себя лучше».

Я обещал старику приготовить для него лекарства и перевел разговор на наше путешествие. В ответ на просьбу предоставить мне носильщиков на следующий же день, он покачал головой:

— Нет, я послал гонцов на границу со страной Машукулумбе, где у меня пасутся быки, чтоб оттуда привели одного в подарок вам.

Желая ускорить отъезд, я тут же отказался от подарка. Но царь не уступил. Очевидно, за этим крылся его брат со своими дурными советами. Сей дипломат уже рал узнал, что я не собираюсь дарить Мо-Панзе ружье и намеревался принудить меня к этому с помощью остроумного хода. У царя было мало быков, и для людей этого племена они представляли очень большую ценность. Если бы я взял быка, мне пришлось бы отдарить царя чем-нибудь столь же ценным, по крайней мере ружьем.

— Господин, дай мне носильщиков, но до реки Луэнге, а не до первого селения машукулумбе.

— Что ж, идите, но я не могу принуждать своих людей ведь до Луэнге так далеко! Обещаю тебе поговорить с ни ми. Многие и так придут посмотреть на вас, тогда и услышим, что они скажут.