Пока царь щедро снабдил нас крепкой бучуалой а моих слуг — провиантом. Он сделал бы куда больше, если б его не удерживал младший брат и наследник, который отнюдь не связывал наше появление с богами.
Ни в одном из племен матока, с которыми мне доводи лось иметь дело, я не встречал людей с такой оригинальной внешностью, как в этом селении. Могу утверждать, что среди подданных Мо-Панзы весьма распространен тип, указывающий на прежнюю связь матока с северными племенами. Связь эта прервалась после того, как машукулумбе захватили земли, лежащие к северу от области расселения матока.
Мне показалось также, что в жилах некоторых матока текла кровь и мамбари. Это естественно, ведь мамбари издавна посещают эти места, скупая слоновую кость. Черты их заметны у хорошо сложенных, сильных людей, по крайней мере среднего роста. У них длинные курчавые волосы, у многих орлиный нос, у некоторых удлиненный подбородок.
Матока носят на груди, а чаще на лбу или в волосах ракушки-импанде (амулеты), которым приписывают сверхестественные свойства. Считается, например, что они предохраняют от некоторых болезней. Мо-Панза подарил своим любимым женам — а их у него немало — и детям по импанде, чтобы те, по его примеру, носили их на груди.
Как я вскоре узнал, Мо-Панза женился не только на прекрасных дочерях своей земли, но и на менее прекрасных наследницах подвластных ему вождей, которых он стремился посредством кровного родства обратить в верных вассалов. Не брезговал этот слабосильный старец и едоками вождей, имея в виду присоединить их владения к своим полям. Таким образом, девяностолетний африканский правитель, никогда не видевший белых, мог бы послужить иному французскому романисту прототипом для образа «старого греховодника».
Я встретил у Мо-Панзы трех машукулумбе, бежавших из своей страны. Мои спутники впервые увидели людей с шиньонами, о которых мы слышали столько дурного, начиная с Замбези.
Пятнадцатого июля появился и «настоящий» машукулумбе. Он принес для обмена четырнадцать железных мотыг, которые в свою очередь купил за быков у соседей на западе. Человек этот был совершенно нагим, если не считать куска ткани в полтора квадратных метра, накинутого на плечи. Этот лоскут он приобрел раньше у того же Мо-Панзы за несколько шкур антилоп лечве и куду.
Нас этот машукулумбе чрезвычайно заинтересовал. Не успел он войти, как мы заметили, что матока обращаются с ним не без осторожности, что его скорее боятся, нежели уважают. Поэтому ему платили больше, чем следовало. Моя жена и слуги также рассматривали «свободного машукулумбе» с известной робостью. Итак, это один из тех, кто внушает страх! Но разве вид его так ужасен? Нет, он кажется равнодушным и даже скромным. Уже два часа сидит он неподвижно на корточках. Только вздымающаяся при дыхании грудь да взгляды, которые он время от времени бросает на нас, показывают, что этот «страшный человек» не мумия, а живое существо.
На следующий день у моей жены начался очередной приступ лихорадки, и ей пришлось остаться на своем жалком травяном ложе. Чтобы по возможности охладить воду, мы наполнили водой парусиновый мешок и подвесили на тенистом дереве, где его обдувал ветер. Холодные компрессы на голову принесли страдалице известное облегчение. Я стоял близ ее ложа, пытаясь выменять у пришедших матока на стеклянные «золотые звезды» овцу и несколько очень красивых глиняных трубок, изображавших большей частью головы зверей. Вдруг жена моя закричала и, несмотря на лихорадку, вскочила. Под ее ложем извивалась полутораметровая змея, которая забралась сюда, преодолев изгородь из веток и травы.
Услышав шуршание, жена подумала, что это мышь или крыса, которые часто досаждали нам. Но вдруг она почувствовала, что подушка ее движется, и, подняв голову, увидела, как из травы показалась змеиная голова. Когда жени вскочила, мы увидели всю кобру, пытавшуюся спастись и, густой траве. Заметив страшную змею, гости бросились вон из лагеря. Однако в тот же миг я метнул в нее топор, а Лееб ударил прикладом ружья, и через несколько мину, пресмыкающееся с перебитым хребтом перестало быть опасным.
Почувствовав себя немного лучше, Роза навестила Мо Панзу в его самой большой и лучшей хижине, которая служила для приема гостей. То, что она рассказала об этом зале для аудиенций, побудило меня оторваться от зарисовки селения и с небольшим подарком в руках отправиться и «чудо-дворец» Мо-Панзы.
Войдя в просторную хижину, я не сразу сориентировался, так как помещение было погружено в полумрак. Посредине его горел очаг, дым уходил через многочисленны, щели и трещины в стенах, сквозь которые можно было раз глядеть голубое небо солнечного июльского дня.