По приказу ставки

На высоте 3700 метров мы вышли наконец из облаков. Было очень сыро и холодно, но я, занятый своей работой, не заметил перемен. Не заметил бы я и того, что самолет вышел из облаков, если бы не голос Иванова, по тону которого можно было понять, что обстановка изменилась к лучшему.

— Что, Захар, выбрались уже из темной мути? — спросил я.

— Да, первая трудность позади, теперь можешь в к курсу придираться, требовать выдерживать его градус в градус, — полушутя-полусерьезно ответил Иванов.

— Как с профилем дальнейшего полета?

— Пойдем до рубежа Восточных Карпат с набором. Всему экипажу приготовить кислородные маски.

Вскоре Дегтярев доложил, что идущие за нами экипажи благополучно пробились вверх. Иванов тотчас же распорядился:

— Я — Двадцать первый, всем до Карпатских гор следовать с набором высоты.

Прошло два с лишним часа. Высота более 6000 метров. Температура наружного воздуха минус 28 градусов. Над нами звездное небо. По-прежнему занимаюсь определением навигационных данных, расчетами и вычислениями. Снимаю с радиополукомпаса пеленги, в свою очередь получаю от радиста пеленги наземных пеленгаторов и все это записываю в бортовой журнал, наношу на карту. Потом сравниваю, уточняю, исправляю неточности в определениях, стараюсь вывести свой самолет как можно ближе к намеченной на карте линии пути. В моей кабине ярко светятся циферблаты навигационно-пилотажных приборов, стрелки которых блестят белыми тонкими полосками. Картушка компаса равномерно колеблется: полтора-два вправо, полтора-два влево — самолет идет строго по прямой.

Недалеко уже и Восточные Карпаты. Но кругом по-прежнему облака, нигде не видно ни одного пятнышка, ни одного разрыва. Что будем делать, если они и по ту сторону гор сплошной стеной закрывают землю? Как тогда найти цель? Вся надежда на то, что прогноз синоптиков оправдается — русло Дуная в районе цели будет открытым.

— Через пять минут начнутся Карпатские горы, — сообщаю я экипажу.

— Дегтярев! — вызывает командир радиста. — Передай на землю радиограмму: подходим к Карпатам, в строю двадцать четыре. Боевой приказ будет выполнен.

— Есть, передать на землю! — с готовностью ответил радист.

По расчету времени под нами должен быть хребет Восточных Карпат. Напрягаю зрение, силюсь увидеть что-либо. Вскоре слева от нас на белом облачном пространстве показалась какая-то темная полоса. Так и есть! Это в разрывах видны отдельные очертания гор.

Полоса разрывов, идущая слева от самолета, становится все больше и ближе. Теперь уже отчетливо видны вершины, а на дальних южных склонах — мерцающие огоньки редких селений.

Надо произвести промер ветра. Прильнув к окуляру прицела, ловлю впереди по курсовой черте светящуюся точку. Минута-другая... Затем снимаю величину угла сноса. Потом рассчитываю путевую скорость, направление, скорость ветра и угол прицеливания. Теперь у меня есть все данные для точного сбрасывания осветительных бомб!

За Восточными Карпатами облачность постепенно рассеивается, но земля просматривается плохо. Приходится вести корабль главным образом по расчету времени и магнитному компасу. Но вот показалась и граница облачности. Внизу чернеет земля, и на всем этом темном фоне поблескивает могучий Дунай. Мы вышли на его характерный изгиб у города Вац. Здесь река течет строго на юг.

— Впереди в тридцати километрах по курсу — Будапешт! — сообщаю экипажу. И тут же прошу Иванова: — Подержи, Захар, курс, хочу поточнее определить угол сноса в районе цели.

Уцепившись за какую-то световую точку, командир повел самолет строго по прямой. Когда этот промер был закончен, Иванов помигал сигнальной лампочкой и властно сказал:

— Всем глядеть в оба!

На подходе к Будапешту отчетливо видим вспыхнувшие над целью светящиеся бомбы, десятки оживших прожекторов. Они беспорядочно рыщут в пространстве: никакого контакта, никакой взаимосвязи в действиях. Тем лучше для нас. Зенитчики ведут огонь больше по светящим факелам, чем по бомбардировщикам.

Полки 36-й дивизии, прилетевшие сюда раньше нас, уже сделали свое дело: в районе Западного вокзала и на территории главных мастерских железной дороги полыхают пожары. Хорошо виден мне и огромный мост через Дунай, а чуть левее, на берегу реки, наша цель — газовый завод.

— Курс сто девяносто градусов! — командую я.

— Есть, сто девяносто! — отвечает летчик. Где-то совсем рядом рвутся зенитные снаряды. Один, затем другой прожектор скользнул по крылу самолета, но почему-то не стали задерживаться, ушли в сторону.

— Так держать! — кричу я, а сам нащупываю боевую кнопку.

Секунда, вторая — и вниз полетели первые три бомбы с наружной подвески. Цель обозначена. Вслед за мной зажег свои факелы капитан Василий Хорьков. Потом, выждав заданный интервал, повесил десять «люстр» Николай Шуров.

— Отлично! — разворачивая самолет на второй заход, говорит Иванов.

Первыми сбросили бомбы экипажи эскадрильи Уромова. На территории завода сразу вспыхнули два крупных пожара. Но вот в 1 час 40 минут по центру завода ударила еще одна меткая серия. И тут же к небу поднялся огромных размеров столб огня.