Читаем Почему Россия отстала? Исторические события, повлиявшие на судьбу страны полностью

Новгород был, возможно, крупнейшим городом на Балтике. В первой половине XIV в. он насчитывал порядка 25 000 жителей, что немало по европейским меркам того времени{949}. Впрочем, его экономическое значение не стоит переоценивать, поскольку город сильно зависел от западных гостей. Сначала там обосновались купцы из Висбю, но потом доминирование в торговле перешло к Любеку, главе Ганзейского союза{950}

. О том, как строились торговые связи, наглядно рассказывает нам кусок деревянной скамьи (1450–1475) из кафедрального собора Любека. Резная доска экспонируется сегодня в клостере Святой Анны – важнейшем музее этого города. На доске изображен русский торговец мехами, который демонстрирует местным покупателям белку. Вид у мужика слегка удивленный, даже пришибленный: мол, чем богаты, тем и рады.

У русских городов имелось мало продукции, которой можно было бы прельстить иностранных покупателей, и это ограничивало продвижение товарно-денежных отношений с Запада на Восток. По оценке специалистов, «сравнение экспортных и импортных товаров дает некоторое основание для вывода об относительной отсталости русской экономики изучаемого времени»{951}.

Главный предмет вывоза из Новгорода составляли меха и воск. Псков, Смоленск и Полоцк большей частью специализировались на воске. В торговле мехом вплоть до конца XV в. доминировала белка. Другие сорта пушнины – куницу, соболя, горностая – вывозили мало. Совсем незначителен был экспорт бобра. Кожи стали вывозить лишь с XV в. Важным экспортным товаром для Пскова со временем стал лен, который начали вывозить во второй половине XV столетия. В следующем веке поставки льна на Запад резко возросли. Еще торговали салом и ворванью. Об экспорте зерна в Средние века даже речи не могло идти: северные русские города свой хлеб сами закупали на стороне – в южных городах России или даже в Ганзе. А главной экономической проблемой для отечественного производителя являлось то, что новгородцы могли поставлять на Запад лишь необработанные шкурки. Шубы и шапки не вывозились, что, понятно, существенным образом снижало доходы, получаемые от экспортной торговли. Правда, иногда экспортировали готовую обувь{952}

.

Не могли поставлять новгородцы на Запад даже соленую рыбу. И это при том, что Северная Русь была рыбой богата. Причина – в слабом (несмотря на традиционный промысел, существовавший в Старой Руссе) развитии солеварения и, соответственно, недостатке соли, которую новгородцам приходилось даже импортировать из Любека и Данцига{953}.

Несмотря на это, надо заметить, что роль одних только мехов как товара была велика. Во-первых, похолодание XIV в. в целом увеличило спрос на теплую одежду в Европе{954}

. А во-вторых, меха на исходе Средних веков давали их обладателям не только тепло, но и статус. Такая одежда была признаком высшей страты общества{955}. Если судить по многочисленным портретам в германских музеях, богатые люди (аристократы, купцы и финансисты) XV – начала XVI в. неизменно изображались в одежде с густыми меховыми воротниками, демонстрирующими статус, а иногда также с тугим кошельком, демонстрирующим богатство, и парочкой писем, демонстрирующих деловой образ жизни{956}
. Однако, вопреки большому спросу, существенной проблемой для новгородской торговли было явное доминирование в коммерции немецких, а не русских купцов. Немцы имели в Новгороде свой двор, закупали на месте товары, а затем перевозили на Запад, где цены были значительно выше.

В отличие от ганзейцев у новгородских и псковских купцов отсутствовал свой торговый флот, что, естественно, лишало русских значительной части доходов. Новгород и Псков не имели непосредственного выхода к морю и, соответственно, зависели от немецких судовладельцев. Для торговли на Балтике использовались специальные суда с широким корпусом – когги, которые немцы впервые начали строить в Любеке. Они были удобны в управлении, устойчивы и значительно более вместительны, чем, скажем, скандинавские суда, на которых в свое время ходили викинги. Правда, ганзейские корабли, предназначенные для хождения по морю, не могли проходить в верховья Волхова и непосредственно достигать Новгорода. В итоге товары должны были какое-то время транспортироваться по суше и затем лишь перегружаться на суда немецких купцов. Другим вариантом транспортировки становилось использование услуг новгородских лодочников, которые перегружали товары на ганзейские корабли в нижнем течении Волхова или же на Неве{957}. В любом случае новгородцы с псковичами были «на подхвате» и, по всей видимости, львиную долю прибылей оставляли ганзейцам. В похожем положении оказывались, кстати, и норвежцы – наследники викингов, которые тоже не имели нормального торгового флота для перевозки больших грузов{958}.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма
Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма

Кто приказывал Дэвиду Берковицу убивать? Черный лабрадор или кто-то другой? Он точно действовал один? Сын Сэма или Сыновья Сэма?..10 августа 1977 года полиция Нью-Йорка арестовала Дэвида Берковица – Убийцу с 44-м калибром, более известного как Сын Сэма. Берковиц признался, что стрелял в пятнадцать человек, убив при этом шестерых. На допросе он сделал шокирующее заявление – убивать ему приказывала собака-демон. Дело было официально закрыто.Журналист Мори Терри с подозрением отнесся к признанию Берковица. Вдохновленный противоречивыми показаниями свидетелей и уликами, упущенными из виду в ходе расследования, Терри был убежден, что Сын Сэма действовал не один. Тщательно собирая доказательства в течение десяти лет, он опубликовал свои выводы в первом издании «Абсолютного зла» в 1987 году. Терри предположил, что нападения Сына Сэма были организованы культом в Йонкерсе, который мог быть связан с Церковью Процесса Последнего суда и ответственен за другие ритуальные убийства по всей стране. С Церковью Процесса в свое время также связывали Чарльза Мэнсона и его секту «Семья».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Мори Терри

Публицистика / Документальное