Почему Россия отстала? Исторические события, повлиявшие на судьбу страны

Среди церковных авторов имелись схоласты, которые изыскивали специальные обоснования для совершения таких операций. Например, Рафаэле делла Торре написал целый трактат со ссылками на Аристотеля и Фому Аквинского, где доказывалось, что обменные операции не запятнаны ростовщичеством{685}. Большую роль в трансформации учения церкви сыграли францисканцы и доминиканцы{686}. В частности, Антонин Флорентийский, который был настоятелем доминиканского монастыря Сан-Марко, а затем и архиепископом в своем родном городе{687}

. И так «случайно» вышло, что именно в те годы, когда трудился Антонин, банкир Козимо Медичи тратил огромные суммы на строительство собора Санта-Мария-дель-Фьоре и на реставрацию монастыря Сан-Марко{688}. Понятно, что без банкирских доходов церковь не смогла бы профинансировать масштабные работы. Словом, она вела себя столь же рационально, как и бизнес. Эрс подметил, что сценам с тимпанов церквей, на которых денежных воротил осуждают на адские муки, можно противопоставить два красивых витража из Шартра, «где изображены менялы, которые помогли епископу и каноникам собрать и обратить в монету серебро, полученное за счет пожертвований на перестройку собора»{689}.

Любопытно, что даже для откровенных ростовщиков, не скрывавших, что они получают ссудный процент, находилась рациональная форма решения проблемы. В XIV в. во Флоренции ростовщиками были по большей части христиане[66]

, которые «платили 2 тыс. флоринов штрафа за "отвратительный грех ростовщичества". Однако, выплатив эту сумму раз в год, они "освобождались от всякого дальнейшего порицания, штрафа или взыскания". На деле этот так называемый штраф являлся лицензионным платежом, а истинной целью лицензирования стало допущение ростовщичества, а не его запрет»{690}.

Таким образом, совсем не обязательно было быть иноверцем, чтобы заниматься ростовщичеством в христианском мире. Каждый мог договориться о правилах игры. В 1200-х гг. кредиторов-евреев было в Париже в три раза меньше, чем христиан{691}. Неудивительно, что про «страшный грех ростовщичества» появлялись шутки. Так, в «Фацетиях» Поджо Браччолини{692}

говорится об одном ростовщике из Виченцы, который упрашивал местного монаха жестче и красноречивее клеймить ростовщичество для того, чтобы снизить конкуренцию на кредитном рынке.

Находилась своеобразная форма и для получения процента по депозитам, которые вкладчики размещали в банках. Важно, что среди них находилось много богатых церковников, не стеснявшихся участвовать в ссудных операциях. Вознаграждение, которое обеспечивали им банкиры, интерпретировалось как добровольный дар. Даже во флорентийском своде законов 1312 г. провозглашалось, что «считать процентный доход даром – похвальный обычай купцов»{693}.

Таким образом, нахождение разнообразных рациональных способов преодоления запрета на ростовщичество позволяло банковскому бизнесу существовать, однако не решало проблему успешного экономического развития. Подобное усложнение системы, введение в нее ряда дополнительных операций, а также увеличение издержек из-за выплаты различных даров и штрафов уменьшало предложение услуг на кредитном рынке, ограничивало конкуренцию и в результате повышало реальную (хоть и слегка замаскированную) процентную ставку. Негативное воздействие оказывало и сохранение риска того, что церковь сочтет вдруг ту или иную операцию мошеннической – то есть скрытой ссудой.

Как писал в XIV в. епископ из Нормандии Николай Орем, из трех способов получения дохода от денег обменные операции презренны, ростовщичество плохо, а чеканка монеты еще хуже{694}

. То есть обмен можно терпеть, но каково при этом оказывается отношение к банкирам? Этот вид деятельности, может, и не всегда расценивался как позорный, но уж точно как не вполне респектабельный{695}. И поскольку в Средние века долго сохранялась подобная атмосфера, динамичное развитие бизнеса стало возможно только в Новое время.

Рационализация бизнеса, столь наглядно проявившаяся в истории со ссудным процентом, не ограничивалась векселями и обменными операциями. Не меньшее значение она имела при организации партнерств, объединяющих деньги различных его участников или объединяющих деньги предпринимателя с землей или шахтами лорда. Порой длительная вражда заканчивалась именно организацией партнерства, как было в случае конфликта одного из епископов с графом Тулузским в 1198 г. из-за серебряных шахт{696}. Но самую важную роль партнерства играли в торговле, особенно в морской. «Одинокий волк» был маргинальной фигурой в этом деле. В большинстве случаев купец зависел от своих партнеров, агентов, служащих, земляков, друзей, товарищей по гильдии{697}.