Почему Россия отстала? Исторические события, повлиявшие на судьбу страны

Одной из причин этого было, по всей видимости, то, что рационализация часто оставляет нас недовольными. Приобретая материальные блага и безопасность, мы теряем возможность потакать своим страстям, теряем некоторую жизненную легкость, а вместе с ними, возможно, теряем ощущение счастья. «Первобытному человеку, – заметил Зигмунд Фрейд в работе «Недовольство культурой», – действительно было лучше тем, что он не знал никаких ограничений на свои влечения. ‹…› Культурный человек променял часть своего возможного счастья на частичную безопасность»{705}

. Понятие «первобытный человек» несколько упрощает суть проблемы. Наверное, точнее вести речь о человеке традиционного общества, которое сохраняется и в рамках средневековой деревни, и даже в закоулках средневекового города. А по большому счету остается в закоулках нашей души вплоть до современности. Потакание своим естественным влечениям, своим желаниям и страстям – вещь весьма соблазнительная. «Отпуская себя» на свободу, чувствуешь порой серьезное облегчение. Но когда сковываешь себя рациональными нормами культуры, приобретаешь благосостояние и безопасность, то теряешь порой вкус к жизни. Фрейд вообще полагал, что «данная нам жизнь слишком тяжела, она приносит слишком много боли, разочарований, неразрешенных проблем. Чтобы ее вынести, нам не обойтись без облегчающих средств. ‹…› Такие средства, по всей видимости, подразделяются на три группы: сильное отвлечение, позволяющее нам едва замечать свои несчастья; заменители удовлетворения, несколько их уменьшающие; и наркотики, делающие несчастья неощутимыми»{706}

. Отвлечения и наркотики выходят за пределы тематики этой книги, но заменители удовольствия – важное явление, о котором надо сказать.

Альберт Хиршман проанализировал, как в европейской истории страсти постепенно заменились интересами, приносящими человеку удовлетворение иного рода, чем бездумное потакание своим желаниям. Так, например, «как только стяжательство оказалось переименовано в "интерес", как только оно под этой маской было введено в обсуждение с целью борьбы с прочими страстями, оно тут же получило шумное одобрение, на него тут же была возложена задача по обузданию тех страстей, которые в течение очень долгого времени считались куда менее предосудительными»{707}

. Однако «выход на сцену» интереса Хиршман относит к концу XVI – началу XVII столетия{708}

. Что же касается эпохи, о которой идет речь в этой книге, то она с большим трудом и весьма переменным успехом боролась со столь приятными человеку, но деструктивными страстями. Рациональное начало пробивалось в жизнь в том случае, когда человек готов был его использовать. Однако часто он был к этому не готов. И тогда случалась трагедия.

Итальянский прорыв

О трагедиях, впрочем, мы будем размышлять в четвертой главе, а пока следует выяснить, почему рационализация оказалась наиболее эффективной именно в Северной Италии. Думается, реальные причины успеха определяются важнейшими историческими событиями, повлиявшими на данный регион, а также его специфическим географическим положением, чрезвычайно удобным для развития бизнеса в эпоху примитивных коммуникаций Средневековья. Если воспользоваться старыми марксистскими терминами, то можно сказать, что формирование новых производственных отношений, характерных для коммерческих центров и слабо развитых в аграрных регионах (рынок товаров и денежный рынок, централизация капитала, наемный труд), определялось вовсе не производительными силами, а целым комплексом конкретных обстоятельств. Производительные силы менялись мало, но в той мере, в какой они все же трансформировались, это происходило под воздействием уже сложившихся производственных отношений. Емкий рынок стимулировал технические новшества, большая потребность города в продовольствии вводила в оборот новые земли, а спрос на квалифицированную рабочую силу формировал умелых мастеров и подмастерьев, принципиально отличавшихся по своим навыкам от простого пахаря.