Венецианцы для финансирования коммерческих связей с Левантом использовали такие формы партнерств, как галерная компания, маона и коллеганца, пришедшие на смену опыту отцов и дедов, торговавших в малых масштабах и не нуждавшихся в объединении капиталов ради крупных операций на значительных расстояниях. Венецианские власти, организовывая большой караван на восток, выставляли свои галеры на аукцион, предлагая частным лицам оплатить корабль и груз. Для участия в аукционе различные предприниматели организовывали так называемые галерные компании: они объединяли капиталы для участия в конкретном рейсе. После завершения рейса компания распадалась, а к следующему – формировалась вновь (возможно, в ином составе). «Иногда долевые владельцы всех галер в караване образовывали общий фонд, который венецианцы называли "маона", чтобы закупить максимальное количество товара или нужный груз или получить дополнительную прибыль от совместной купли-продажи»{698}
. Маона могла фактически выполнять функции картеля, который управлял караваном судов и препятствовал осуществлению инвестиций конкурентов{699}.Понятно, что далеко не всегда человек, обладающий капиталом, готов был лично участвовать в походе, где от него требовались торговые и военные навыки, причем опасность погибнуть в бою с пиратами или утонуть в море была велика. Для решения этой проблемы создавалась коллеганца (или комменда), объединявшая, с одной стороны, тех, кто вносил капитал, а с другой – тех, кто своим трудом, мечом и талантом делал коммерческий рейс на Восток успешным. Предприниматель мог, естественно, также иметь свою долю в бизнесе, как и инвесторы. Генуэзцы XIV в. порядка 90 % своих партнерств создавали именно в такой форме[67]
. Но иногда обладатели крупного капитала использовали вместо создания партнерства наем комиссионера – человека, который за процент с оборота соглашался сопровождать грузы в рейсе и обеспечивать их реализацию{700}. В 1425–1430 гг. грузы кораблей, ходивших из Генуи в Англию и Фландрию, стоили 65 000–75 000 дукатов и принадлежали 50–70 купцам, тогда как вкладывали капитал в этот бизнес 160–180 инвесторов. Паи в таком партнерстве можно было легко покупать и продавать у маклеров на городской площади{701}.С помощью коллеганцы венецианцы решали и проблему ростовщичества. Договор займа, называемый «местная коллеганца», не оговаривал строго размер дохода, который должны были получать вкладчики. Объявлялось, что размер будет такой же, как у известного банка. И хотя, по мнению строгих церковников, «данные договоры являлись ростовщическими, венецианские суды одобряли их до тех пор, пока ставка сохранялась скромной – от 5 до 8 %. Из-за того, что норма прибыли не была определена, оставалось неясным, являются ли такие отношения формой акционирования или откровенным займом»{702}
.Вся эта рационализация коммерции – векселя, обменные операции и разнообразные партнерства – требовала постоянного учета и осуществления соответствующих записей. В этой связи стало меняться отношение к письменному тексту. Раньше он ассоциировался только со Священным Писанием. Теперь же письмо приобрело обыденный характер. Писать стали так, как удобно, – бегло и коряво, курсивом, с сокращениями слов. Не для небесного, а для земного. Текст десакрализировался и рационализировался. А вместе с этим стали множиться лавки, где люди торговали манускриптами за деньги. Во имя Бога и прибыли{703}
. Менялось и отношение к счету. Леонардо Фибоначчи из Пизы в 1202 г. революционизировал систему записи арифметических операций с использованием арабских цифр, что упростило и сделало более понятными финансовые расчеты. А в середине XIV в. в Италии впервые появилась система двойной записи в бухгалтерском учете{704}.Подводя некоторый итог размышлениям о том, как рационализация меняла жизнь средневековых городов, следует остановиться еще на одном важном вопросе. При взгляде на прошлое из дня нынешнего принятие рациональных решений вместо следования традиционным нормам поведения представляется делом вполне естественным и даже приятным. Богатство вместо войны, партнеры вместо противников, мирный созидательный труд вместо превратностей жизни, неизбежных для барона-разбойника. Казалось бы, рациональный образ жизни должен был быстро изменить образ жизни традиционный, как только стало ясно, что сотрудничать в бизнесе выгоднее, чем отнимать чужое. Но на самом деле не все оказалось так просто. Война, разбой, конфликты никуда не ушли из жизни общества. Внутри городских стен мир стал более защищенным, чем раньше, что позволило развиваться экономике и повышать уровень жизни некоторой части населения, но в целом личность человека и его собственность оставались под угрозой. В эпоху позднего Средневековья и начала Нового времени мир не так сильно продвинулся по пути модернизации, как в XIX–XX столетиях. В XVIII в. образ жизни европейца скорее напоминал образ жизни XII столетия, чем образ жизни ХХ в.