– Ясно, – врач протянул Але выписку. – Знаешь что, девочка? Вот что я тебе скажу. Травмы у твоей Лобановой серьезные. Поломалась она здорово. Я в травме сто лет, а если точнее, то сорок, много повидал. И ты мне поверь: не бери все на себя! Ей надо как-то приспосабливаться к жизни. Самой приспосабливаться, понимаешь? Ситуация у нее не ахти, не спорю. Но и характерец! Будь здоров характерец, не дай бог, кому такая достанется в жены. И самомнение, и нахальство. И пустая бравада. А там, внутри, – пшик, понимаешь? Но это дело не мое. Просто предупреждаю – чем меньше будешь вокруг нее приплясывать, тем быстрее она вернется к нормальной жизни. Ей-то как повезло – в машине, как я помню, два трупа и один инвалид. А она почти в порядке. Через полгода будет скакать, как коза, ты мне поверь. Предупреждаю, потому что хорошо понял твою подружку – использовать людей она умеет грамотно, ловко. Вот и подумай, усекла?
Аля кивнула. Вступать в долгий разговор с доктором не хотелось. Объяснять, что больной человек обязательно будет капризничать и привлекать к себе внимание, – тоже. Что Оле и так досталось, что называется, выше крыши. И что она действительно одна на всем белом свете. А что такое одиночество, Аля хорошо понимала. Но у нее была ба. А у Оли только она.
Нахмуренная и недовольная Оля курила.
– Что так долго?
– Выписку ждала. Я сейчас словлю машину, и поедем. Жди.
– Господи, – протянула Оля. – Я уже скурилась, а ты опять «жди»! А этот старый идиот Иван Аркадич? Не знал, что я сегодня выписываюсь? Ему на кладбище пора, а он все людей лечит. Доктор Айболит хренов.
Ничего не ответив, Аля заспешила на улицу.
Бабушки дома не было. Оля стонала, опираясь на костыли. Аля раздела ее, отвела в душ, выкупала, как смогла, под недовольные комментарии и вскрики:
– Ай, больно! Ты что, не можешь поосторожнее?
Стиснув зубы, Аля молчала.
Потом отвела Олю в свою кровать, разобрала вещи и пошла на кухню разогревать суп.
Где будет спать Аля, подруга ее не спросила.
Аля кормила ее с ложки. Случайно пролила суп на ночную рубашку.
Оля закричала и обозвала ее криворукой коровой.
Аля чуть не расплакалась от обиды, но сдержалась и ничего не ответила.
«Я давно чемпион по терпению, – подумала она. – Но ведь Оле сейчас хуже, чем мне. Хуже, тяжелее, больнее. Она такое пережила».
После обеда Оля уснула, и Аля прилегла на диване в гостиной. Проснулась от Олиного крика. Как ошпаренная подскочила, бросилась в свою комнату.
– В туалет! – стонала Оля. – Мне надо в туалет! Ты что, не слышишь, как я тебя звала?
Бабушка пришла к вечеру. За чаем коротко спросила:
– Ну как? Все нормально?
Аля с жаром начала рассказывать про тяжелый диагноз, описанный доктором, приукрасив его слова.
Бабушка молча отставила чашку и тихо сказала:
– Значит, так, Аля. Тебе надо ходить в институт. В то время, когда тебя нет, я ухаживать за ней не буду, уж извини! И сил нет, да и желания. Как будешь выкручиваться – не знаю и не понимаю. Если так все ужасно и плохо – давай на полдня наймем медсестру. Иди в поликлинику и договаривайся. С деньгами вопрос решим. У тебя предпоследний курс, манкировать нельзя, невозможно! Надеюсь, что это ты понимаешь?
Решилось все так – на две недели Аля договорилась в деканате о больничном по уходу, лекции будет переписывать у однокурсников, коллоквиумы сдавать. В студентке Добрыниной никто не сомневался.
А когда прошли эти две недели, то с утра до обеда дежурила сестра из поликлиники, Вера Николаевна. И даже выходила с подопечной гулять. Аля заставить Олю пойти на улицу не могла, вечное «отстань и неохота», а опытная Вера Николаевна напугала больную так, что та быстренько занялась гимнастикой и с костыля перешла на палку.
Аля слышала, как Вера жалуется бабушке – и хитрая Ольга эта ваша, и ленивая. И делать ничего не хочет:
– Лежит как королева, а ваша, простите, Софья Павловна, дурочка, прыгает вокруг и исполняет ее капризы! А с ней, с нахалкой, надо построже!
– Я все знаю, Верочка, – вздыхала бабушка. – И про эту Олю, и про свою внучку. Только «построже» моя Аля не умеет. Да и вообще она у меня слишком жалостливая и слишком наивная. Просто из девятнадцатого века девочка. И как она будет жить, когда меня не станет?
– О плохом не думайте! – принималась утешать бабушку медсестра. – Но по правде, – она перешла на шепот, – изводит эта дрянь вашу внучку! Вот вам крест, что все именно так!
– Знаю, – отвечала бабушка, – все знаю, моя дорогая. И, кстати, через четыре дня
У Али перехватило дыхание.
– Сама? Да разумеется! А как инвалиды-колясочники справляются, спинальники? Живут одни, выезжают на улицу, в магазин? Я таких повидала, поверьте! В военном госпитале работала, туда ребят из Афгана привозили. И таких, от которых половина осталась! Приспосабливаются, живут.