Под стягом Святослава

Русские конные полки разделялись по роду вооружения. Три тысячи гридей сидели на могучих конях, ибо только доспехи одного богатыря весили более двух с половиной пудов. Вооружение тяжелого всадника состояло из клепаного или литого шлема, кольчуги, нагрудника, стальных защитных полос на плечах, наручей и поножей. К этому надо добавить вес двуручного меча, длинного копья, палицы, тяжелого лука, колчана с сотней полусаженных стрел, конской сбруи. Такую тяжесть мог нести только сильный богатырский конь. Русь сильными конями славилась во все времена.

Обозов гриди с собой не водили, поэтому все дополнительное снаряжение, особенно запас тяжелых стрел, они везли на запасных конях.

Рать, составленная из таких всадников-богатырей, была основной ударной силой войск Святослава. Трехтысячный отряд тяжелых комонников в дружине Свенельда возглавлял холодный и уравновешенный витязь Добрыня…

Другие семь тысяч всадников дружины Свенельда составили полки легкоконных воинов. Вооружение их было иным: легкий кожаный или металлический шлем; кольчуга из тонких, но прочных колец; сабля или короткий меч; легкий лук с полусотней стрел в колчане; короткие тонкие пики-сулицы. В мирное время эти воины несли дозорную службу на дальних заставах — в Диком Поле. А те, кто нынче пошел на хазар добровольно, в обыденной жизни были табунщиками у князей и воевод.

В ловкости и стремительности эти наездники не уступали кочевникам, умели попасть стрелой в любую цель со скачущего во весь опор коня. Аркан в руке такого воина был послушным оружием и срывал врага с седла с тридцати шагов. Легкий меч-молния разил противника без промаха, а метательный топорик доставал врага, даже укрытого щитом: особый крюк на рукояти цеплялся за край щита, а лезвие поражало цель позади него.

Легкими полками конницы в дружине Свенельда командовал воевода Скопа, горячий и бесшабашный рубака. С виду молодой военачальник казался легкомысленным, но Святослав знал в нем того русса, который умел прикинуться этаким придурковатым скоморохом. Такие люди жили на Руси во все времена, и именно по ним иноземцы судили о загадочной русской душе, которая то в пятках, то нараспашку, то из тела вон! Иной человек, напыщенный от высокоумия, считал их хвастунами и балаболками, неспособными к свершению больших дел. И какой же ошарашенный вид бывает у велемудрого начетчика, когда он узнает, что цель, к которой он сам стремился всю свою жизнь, уже достигнута этим самым Скопой с кажущейся легкостью.

Святослав тонко разбирался в людях, случайных советников и военачальников при себе не держал, а таких, как Скопа, понимал и любил.

Одной из передовых дозорных сотен в дружине Скопы командовал лихой переяславец, бывший оружничий Кудима Пужалы, Тимка Грач.

Сейчас эти сотни широкой лавой обшаривали степь далеко впереди основных дружин. Действовали разведчики скрытно и стремительно: иной кочевник и глазом не успевал моргнуть, как оказывался заарканенным и поставленным пред грозные очи Свенельда…

Вот тут-то впервые и отличился Ратьша Сокол. Будучи в одном из дозоров, молодой лесовик издалека услыхал дробный стук копыт.

«Козарин!» — решил он и приготовил свое весьма своеобразное оружие — метальницу: это была веревка в сажень длиной, к обоим концам которой были привязаны полуфунтовые камни.

Кочевник проскакал мимо, и Ратьша, раскрутив над головой свое оружие, метнул его вслед врагу. Веревка задела передние ноги коня, мгновенно обкрутила их, и лошадь через голову грохнулась наземь. Всадник улетел далеко вперед и лежал оглушенный, раскинув руки. Ратьша вмиг оказался рядом, скрутил степняка и, довольный, засмеялся.

Подлетел Скопа:

— Што у тебя тут?

— Вот доглядчика повязал.

— Дак то ж печенег, голова два уха!

— Ну и што?

— Как што. Печенеги с нами на козар идут, а ты…

— Да-а… — почесал затылок Ратьша. — Што ж делать теперича? Конь-то у него издох, шею сломавши…

Печенег тем временем пришел в себя и завопил что-то визгливо на своем языке.

— Тебя костерит, — пояснил тысяцкий. — Развяжи его, исправляй промашку.

Ратьша, сконфуженный, повиновался. Печенег вскочил. Страшно вращая глазами и показывая на коня, он вдруг заговорил по-русски:

— Ты убил его! Я убью тебя! Ты знаешь, кто я? Нет? Я Товлыз Свирепый, хан рода Угур! Я от Радмана великого к кагану Святослябу спешу. Что, я теперь пешком пойду?!

— Да-a, князь тебя не похвалит, — пожалел Скопа молодого воина.

Ратьша мгновенно сообразил, что делать.

— Возьми моего коня! — поклонился он печенегу. — И пусть он станет залогом нашей дружбы. А за прошлое прости, будь милостив. Я не знал, што ты друг Руси.

Кочевник перестал сверкать глазами и хвататься за кинжал, поглядел на отрока насмешливо:

— Ха! «Моего»! Твой конь, наверное, ленив и слаб. Зачем он мне?

— Мой конь ако птица, — обиделся Ратьша. — Подарок витязя Добрыни. От сердца отрываю. Пошли.

Они спустились в овраг.

— Гляди!

Глаза Товлыза засверкали радостно, рот ощерился в улыбке:

— Ого! Кар-рош карабаир! Ох кар-рош! Ты не передумал?

— Бери, чего уж там! — махнул рукой русс.

— А ты как же?

— В пешую рать пойду, раз уж я такой недотепа.