— Да вдь ужъ несогласные на сходк все равно будутъ, безъ этого нельзя. А то ежели всмъ самовары дарить, то и въ самомъ дл очень много. Вотъ Буялих сапоги для дочери или четыре рубля — это точно. Я такъ и сказалъ ей. Да подари ей кофейникъ.
— Сапоги и кофейникъ! Охъ! вздохнулъ кабатчикъ.
— Да ужъ этой надо. Этой-то я такъ и сказалъ
— Сапогъ довольно! Чего ее ублажать! спорилъ староста.
— Мало, Семенъ Михайлычъ, мало. Женщина у себя въ дом пирушку длаетъ.
— Да вдь угощеніе-то будетъ не ея.
— Все равно.
— Никакихъ я кофейниковъ, никакихъ я самоваровъ… началъ было кабатчикъ.
— А моей-то жен кофейникъ общался? Безъ этого нельзя, перебилъ его Емельянъ Сидоровъ. — Да вотъ еще что… Гд т колеса-то, что мн отдать ладилъ?
— Посл колеса! Успешь! Чего теб? Не пропадутъ колеса, сказалъ староста. — Сначала Аверьянъ Пантелеичъ пусть потчуетъ насъ, Мы въ гости къ нему пріхали. Въ трактиръ къ себ поведешь или здсь угощать будешь?
Соображая вс т громадные расходы, которые придется ему понести на подкупъ міра, кабатчикъ растерянно чесалъ затылокъ.
— Да ужъ садитесь здсь. Сюда я велю подать закуску и выпивку, сказалъ онъ. — А то тамъ съ одного ваши мужики на меня налетать будутъ. Полонъ трактиръ вашими мужиками, и только и ждутъ того, чтобы я вышелъ и чтобы съ меня угощеніе стянуть.
— Безъ угощенія, братъ, ау! Безъ угощенія ничего не подлаешь! подмигнулъ староста, опускаясь на стулъ около стола.
— Да вдь ужъ я поилъ ихъ, господа. Никому не отказалъ. Всмъ была отпущена водка и пиво было дадено.
— А ты пои до туману. Не жалй. Все это теб потомъ въ пользу… Жалть тутъ нечего, наставлялъ Емельянъ Сидоровъ.
Кабатчикъ пошелъ въ кухню къ жен распорядиться насчетъ угощенія для гостей и спросилъ:
— Колбаски вамъ на закуску-то къ водк подать?
— Вали и колбаски, вали и ветчинки. Рыбки, ежели есть. Ужъ пріхали отъ деревни набольшіе головы къ теб, такъ ты угощенія не жалй, отвчалъ Емельянъ Сидоровъ.
— Ты яишенку съ ветчинкой намъ сооруди — вотъ что, прибавилъ староста.
— Ладно.
Кабатчикъ сдлалъ движеніе.
— Постой, постой… остановилъ его Емельянъ Сидоровъ. — Килечкой еще попотчуй, да селяночку нельзя ли?
— Да ужъ останетесь довольны. Господи! раздраженно проговорилъ кабатчикъ и удалился.
X
Староста и Емельянъ Сидоровъ прображничали у кабатчика далеко за полдень. Кабатчикъ еле могъ ихъ выжить отъ себя. Оба гостя были совсмъ пьяны. Узжая домой, староста долго искалъ глазами, что бы ему выпросить у кабатчика, и наконецъ выпросилъ баранью шапку, висвшую въ прихожей на гвозд. Съ лстницы гости еле сошли. Садясь въ телгу, они долго лобызались съ кабатчикомъ и клялись ему въ врности. Въ телгу имъ положили по ведерному боченку водки, а для Емельяна Сидорова, кром того, и передній скатъ колесъ. Староста, видя, что Емельянъ Сидоровъ узжаетъ съ новыми колесами, позавидовалъ ему и сталъ просить у кабатчика себ дугу, стоявшую тутъ же подъ навсомъ, гд они садились въ телгу. Кабатчикъ далъ дугу. Вызжая уже со двора. Емельянъ Сидоровъ вдругъ остановился въ воротахъ.
— Ахъ, да… Жена наказывала, чтобы я чайничекъ трактирный, расписной, у тебя попросилъ ей для заварки чая. Ихъ у тебя въ трактир, поди, много напасено, а нашъ-то дома трещину далъ, такъ какъ бы не развалился.
Кабатчикъ пожалъ плечами, но веллъ дать и чайникъ. Опять прощанія и изъясненія въ любви и врности, и наконецъ гости ухали.
— Ну, народъ нынче! вздыхалъ кабатчикъ, покачивая головою посл отъзда гостей. — Да это цыганскіе какіе-то, а не русскіе мужики! И того имъ дай, и это подари, и того поднеси… Тьфу, пропасть! Да они меня какъ липку обдерутъ до тхъ поръ, пока міръ составитъ приговоръ о дозволеніи открыть въ деревн заведеніе. Надо кончать съ этимъ дломъ, скоре кончать, ршилъ онъ.
Только что староста и Емельянъ Сидоровъ ухали, явилась вдова старуха Буялиха, та самая баба, у которой предназначалось сдлать вечеринку для угощенія колдовинскихъ бабъ. Это была высокая, тощая женщина лтъ подъ шестьдесятъ, въ ситцевой ватной кацавейк и сильно потертомъ головномъ платк. Отрекомендовавшись кабатчику, она сказала:
— Уговориться пришла насчетъ пирушечки этой самой.
— Да вдь Емельянъ Сидоровъ и староста сейчасъ уговорились со мной. Вечеринка для бабъ будетъ у тебя въ изб послзавтра, угощеніе и посуду я пришлю съ человкомъ, закуску тоже, такъ чего же теб?.. отвчалъ кабатчикъ.
— Такъ-то такъ, оно это дйствительно, но надо съ твоей милости задаточку за труды.
— Какого такого задатку? На сапоги для твоей дочери три рубля я посл всего этого происшествія дамъ, платокъ ситцевый ты вмст съ другими бабами получишь.
— Нтъ, милый, безъ задатку я не согласна. Рубль задатку, тогда такъ. Да и на сапоги не три рубля, а четыре. Какіе же это сапоги за три рубля! У меня дочь-то невста. Надо ей польскіе сапоги.
— За три рубля можно и польскіе сапоги купить. У меня жена, вонъ, за три рубля носитъ.
— Ты рубликъ-то дай — вотъ что. А тамъ на сапоги потомъ можешь, пожалуй, и три рубля. Ужъ Богъ съ тобой… Я согласна, стояла на своемъ старуха.
Кабатчикъ далъ.