— Лайам-Лайам, — покачал головой Салли, глаза его блестели в темноте. — Судьба дает тебе шанс.
— Я исследователь, а не Спаситель, который пришел принести справедливость и свободу этим падшим землям.
— И что, ты даже не хочешь попробовать? — послышался старческий голос из темноты.
Ведьма Грета подошла поближе, очевидно услышав, о чем они говорят, и, конечно, старуха не могла упустить момент, чтобы поумничать. Лайам терялся в догадках, как она его воспринимает, как внука или сына? Она уважала в нем лидера, но не упускала возможности чем-нибудь и поучить при случае. Кажется, она решила, что сейчас такой случай. Да еще этот Салли. Он то, что себе придумал?
— Итак, выжившая из ума бабка и древний компьютерный разум возомнили себя моими наставниками, надумавшими привести меня к величию, так что ли? — проговорил он с усмешкой.
Салли ответил:
— Я веду к величию другого, но, в твоей судьбе мне тоже надлежит поучаствовать. А откуда эта старая вешалка, я не знаю. Но великих обычно окружают неслучайные люди.
— Откуда ты можешь что-то знать? У тебя разум подростка в образе древнего мужчины.
— Может быть, но я нахватался тайн мироздания, и кое-что понимаю в этих тайнах. Я все-таки бог.
Лайам бросил взгляд по сторонам, остальные ребята тоже слышали этот разговор. Чокнутого Салли невозможно каждый раз одергивать, и все в отряде уже попривыкли, что принявший форму седого мужчины компьютер Шами, кажется, мнит себя каким-то богом, и вообще много о себе думает; на это, вроде бы, не обращали внимание. Кто всерьез может подумать, что это и есть тот самый Бог-из-машины? А если кто-то и сделал выводы из всех этих фразочек и обрывков разговоров, то помалкивал.
— Что скажешь, Грета, стоит ли прислушиваться к такому богу? — спросил Лайам.
— Он может называть себя хоть русалочкой, но пока он говорит дельные вещи, то да, Лайам, — сказала старая Грета.
— Я не собираюсь устраивать племенные войны с разбойниками и точка. Мы не будем умирать за свободу фермеров, которые сами не способны ее себе взять. Как ты говорил, Бром? Сколько человек в самой крупной банде?
— Около тридцати.
— А жителей Рамеля, я так понимаю побольше. Эти люди могли бы вооружиться хотя бы палками и отстоять свою свободу, но они слишком трусливы для этого.
— Ты мог бы помочь им это понять, — сказала Грета. — Для этого не надо за них убивать.
Лайам посмотрел на нее задумчиво.
— Да, мог бы. Можно и пообещать кое-что, — он развернулся, и крикнул: — Эй, Стюард, или как там тебя? Ты руководитель этого города?
— Если хочешь, называй это так. Я старший в общине, и у меня больше всех здесь пороха.
— Стюард, мы путешественники издалека, мы мирные люди и идем в более цивилизованные земли, а у вас хотим остановиться на пару дней, отдохнуть, пополнить запасы. Мы могли поторговать, у нас есть различные приспособления, необычная еда. Думаю, у вас тоже что-то найдется на продажу. Подожди возражать, я вижу, как открывается твой рот. Подумай, если в твоем городе остановятся полсотни вооруженных чужаков, уважающих ваш кров, то все эти разбойники вокруг пять раз подумают, чтобы к вам соваться.
Старик действительно задумался, такая мысль ему ранее не приходила.
— А откуда мы знаем, что вы просто нас всех не перебьете? — гаркнул он неуверенно.
— Мы что, похоже на разбойников? Ты же видишь, у нас животные, поклажа. И стали бы мы стоять и припираться с вами, если бы пришли вас убивать или ты правда думаешь эти ваши импровизированные стены какая-то серьезная преграда?
Старик что-то недовольно буркнул, о чем-то посовещался с бородатыми мужчинами в грязных рубахах, рядом с собой, а потом крикнул:
— Порукам, малец, давай, заезжайте. Может, действительно отпугнете своим видом этих стервятников.
— Я не малец, а Лайам Ли Кадами, — заметил Лайам.
— Ты младше моего внука, которого убили еще в Бандаре, малец, так что для меня ты малец, и не паясничай со старым человеком.
— Ох уж этот мой возраст и рост, вечно все придираются, — посетовал Лайам.
Ворота Рамеля начали со скрипом открываться. Внутри горел теплый свет фонарей — такой притягательный, после зябкой степи. Здесь облака были хоть и не такие странные, как над пустыней, все равно что-то с ними было не так. Зажигались и гасли они резче, чем, там, на далеком горизонте, и по ночам тоже слишком уж остывали. Да и дождей здесь было мало.
Их встречала толпа людей, одетых ненамного лучше разбойников степи — в какое-то изношенное тряпье. Грубые одежды, замаранные работой. Чумазые лица тоже были грубы и безрадостны.
— Да ты же седой, парень! Что с тобой стряслось? — воскликнул Стюард, пожимая ему руку.
— Я проводил детство в темных ходах, полных монстров и роботов, это сказалось на моей внешности.
— Да, глаза у тебя демонические. И вон у того, улыбчивого с короткой стрижкой.