Как радостно освобожденный челн,Красуясь, лебедем по влаге реет ясной,И веслами ее объемлет сладострастно, И выею возносится средь волн, —Таков Араб, когда на степь, не зная страха,С утеса на коне низринется с размаха,Когда в сухих струях копыта зашипят,Как в воду брошенный расплавленный булат. Уже плывет, уже дробит Валы сыпучие конь рьяный И гордо океан песчаный Дельфина грудью бороздит. Что раз сильней, что раз сильней, Едва слегка песку коснется; Что раз быстрей, что раз быстрей, Над пыли облаком несется.Что бурная туча мой конь вороной[216],Чело его блещет звездою денницы,Раскинувши гриву, красавец степнойПолетом ног белых метает зарницы. Мчись, летун мой белоногий, Прочь леса, холмы с дороги! Напрасно пальма молодая С плодами, тенью ждет меня,— Я стременами жму коня, И пальма, от стыда сгорая, Смущенных взвесть не смея глаз, Поспешно кроется в оазИ листьев шепотом тщеславному смеется.Всё тщетно: бедуин как молния несется. Там скал громады вековые, Пустыни стражи межевые, Сомкнутой цепню стоят; В меня вперив угрюмый взгляд,С насмешкой шепот повторяютИ вслед угрозы посылают:«Куда летит безумец сей?Там от пронзающих лучей,В часы томительного зноя,Не даст тебе прохладу, теньЗеленовласой пальмы сень.В шатре не вкусишь ты покоя:Там свод небесный — твой шатер,Песок — аджемский твой ковер. Только скалы там ночуют, Только звезды там кочуют». Угрозы ваши тщетны, лживы. Я ускоряю бег ретивый, Опережаю легкий прах; Потом, привстав на стременах И обернувшись, взор презренья Бросаю смело я назад… И со стыдом гигантов ряд Сокрылся в мраке отдаленья.Но коршун, внимая угрозам их, мнил,Что будет пожива, — пустился за мноюИ, крылья расширив над шейха главою,Венцом ее черным трикраты обвил.«Чую, каркнул, мертвеца[217]:Вот несутся два глупца —Всадник ищет здесь дороги,Ищет корма белоногий…Из пустыни сей песковВам не вынести голов.Только ветер здесь витает,Унося свой зыбкий след;Гады лишь она питает:В ней для коней пастбищ нет.Только трупы здесь ночуют,Только коршуны кочуют».Он, каркая, дерзко на бой вызывал.В глаза мы взглянули друг другу трикраты.Кто ж вздрогнул? Он вздрогнул, соперник крылатый!Когда же упругий майдан[218] напрягалИ коршуна взором следил я далеко,Он, взвившися, в небе чернелся высоко: Сперва казался воробьем, Еще мгновенье — мотыльком, Там комаром еще мелькнул — И весь в лазури потонул. Мчись, летун мой белоногий, — Скалы, коршун, прочь с дороги!Тогда по тверди голубойВнезапно облак белокрылыйВ погоню кинулся за мной,И, на свои надеясь силы,Он мнил, в безумии своем,Прослыть подобным мне гонцом.Он над главой моей повиснулИ мне угрозу с ветром свистнул:«Куда, смельчак, направил путь?Там воздух гибелен тлетворный,От жажды там растает грудьИ дождик влагой благотворнойТебе чела не освежит.Сереброзвучный не журчитРучей на почве распаленной,Навек бесплодью обреченной.Роса на землю не падет,—Голодный ветр ее пожрет».Вотще мне враг грозит хвастливый:Я стременами жму коняИ продолжаю бег ретивый.Ему ль, ему ль настичь меня?Усталый облак стал слоняться,Главою долу преклонятьсяИ на хребет высокий скалВдруг обессиленный упал,Снедаемый стыдом и мщеньем.Я наказал его презреньемИ дале бег мой устремил.Гляжу назад — уже он былНа небо целое за мною.Томимый злобою немою,Он, изменяяся лицом,Сперва досады багрецом,Там желчью зависти облилсяИ, почернев, в горах укрылся. Мчись, летун мой белоногий, — Коршун, облак, прочь с дороги!Я озираюсь… в сих местах,Ни за плечьми, ни над главою,Ни на земле, ни в небесахПогони не было за мною. Здесь природа, в крепком сне Погруженная от века, Стоп не слышит человека; Спят стихии в тишине. Так вечернею прохладой Средь Иемена степей Ненапуганных зверей Спит кочующее стадо.Не призрак ли, не зрения ль обман? Не первый я среди пустыни:Окопанный — я вижу — блещет стан И гордо высятся твердыни, Белеют кони, сверкают латы… Узнав, что едет купец богатый,Наверное, засели удальцы И сторожат свою добычу. Я к ним — стоят; я громко кличу —Безмолвствуют. Что вижу?.. мертвецы! То караван давно забытый, Пустыни ветрами отрытый, Как привидений грозных ряд.Как будто бы дружина джиннов[219] сильных, То кости всадников сидятНа остовах верблюдов длинновыйных. Сквозь гнезда высохших очей, Из обнаженных челюстей Безостановочно струится Ручьями пыльными песок И шепчет так: «Не возвратится Самонадеянный ездок Под независимые сени Из Урагановых владений, Где даже алчущий шакал Еще следов не пролагал».Степей африканских мутитель летучий,По топям песчаным ходил Ураган[220].Меня он завидел, и гневно-могучий,Крутясь, изумленный шумел великан:«Кто это, — он молвил, — наглец дерзновенный,Который из братьев ничтожный, презренныйПолетом поземным здесь смеет летать,Дерзает наследье мое попирать?»С досады топнул он ногоюИ двинулся ко мне горою;Потряс всю Емена странуИ, сильными схватив когтями,Меня помчал он в вышину;Дыханьем жег, разил крылами,То вверх, то вниз меня кидал,Горячим щебнем засыпал…Напрасно! Я, воспрянув смело,Его хватаю пополам,Грызу, терзаю по частямЕго песчанистое тело.Тесним бестрепетным врагом,Хотел он вверх уйти столпом:Рванулся вдруг, переломился,Там в дождь песчаный превратилсяИ, как градской огромный вал,К ногам моим противник пал.Я отдохнул и в небо взорыСамодовольные вперил:Передо мной вращались хорыНеобозримые светил.Казалося, красавиц ночи,Наперсниц и подруг луны,Ко мне с небес устремленыЗлатосияющие очи. В сей стране небытия Из живых один был я.Как сладостно груди усталойНочной прохладою дохнуть!Свободно дышит шейха грудь:Прошедшего — как не бывало;И воздуха пустыни всейЕдва ль на вздох достанет ей.Как радостно мой взор гуляет!Как, быстролетный, без препон,Неустрашимо он ширяетЗа беспредельный небосклон!Как сладко, любо на свободеУмильно к матери-природеРадушные объятья простирать!Я их простер, и мир, как брата,Хочу, с востока до закатаОбняв, к груди пылающей прижать!И мысль сквозь синюю пучинуЛетит, летит — и как стрелаВ небес вонзается вершину.Как медоносная пчела,Впуская жало, с ним хоронитИ сердце вместе — так моя,Вослед за мыслию летя,Душа восторженная тонетВ лазурно-ясных небесах,Где вечно царствует аллах!<1829>