Поезд пришел на Тумнин

...Мы идем с Николаем Павловичем узкой дорогой у подножия огромной лесистой сопки — Солнечной. Дорога ведет вверх. Справа от нас по дну долины течет Тумнин. Чем выше мы поднимаемся в гору, тем шире перед нами открывается долина. На скатах Солнечной и на других сопках наклонно растут лиственницы, тополи, ольхи. Когда их начинает раскачивать ветер, то кажется, что вот они сорвутся со страшной высоты и рухнут в реку. Но деревья корнями своими сидят глубоко в расщелинах скал, и нелегко их вырвать оттуда, хотя иногда вершины клонятся так низко, что кажется, вот-вот переломится высокий, упругий ствол.

Ветер дует с моря, но он почти не охлаждает насыщенный зноем воздух. Небо над Сихотэ-Алинем прозрачное, чистое; светлые воды Тумнина отражают его лазурь. Лишь в том месте, где в реку вливается бурная протока Худями, вода кажется чуточку темней.

Душно не только от зноя, душно и от густых медовых запахов тайги и особенно острого запаха багульника. Багульник здесь встречается на каждом шагу.

— Шаманий цветок, — говорит Николай Павлович и срывает жесткий стебель. — Его жгут шаманы во время камлания, пляшут в его дурманящем дыму. Жуткое зрелище. Теперь вам не придется увидеть этого. Последний шаман выехал из Уськи еще до войны. Живет в Коппи. Правда, это был не слишком «сильный» шаман. Он уже давно бросил свое занятие. Но как-то, узнав, что охотники убили тигра, старик прилетел на самолете хоронить священного зверя.

— Шаман на самолете?!

Николай Павлович смеется, говорит:

— Именно на самолете! И даже потребовал возместить стоимость билета. Кажется, сто два рубля.

Заметив мое удивление, Николай Павлович серьезно добавляет:

— Поговорите с Сидором Ивановичем Акункой, он вам расскажет, как было дело.

Чем выше дорога уходила в горы, тем она становилась у́же и наконец превратилась в тропинку, которая потом вовсе затерялась в зарослях. Линия железной дороги шла по самой кромке обрыва, параллельно горной тропе, и нужно было оглядываться по сторонам, прижиматься к сопкам: поезд на полном ходу мог неожиданно выскочить из-за поворота.

— До вас учителя здесь были? — спросил я Николая Павловича, когда мы остановились у обрыва, над рекой, которая петляла возле каменного подножия хребта.

— Конечно, были. Но как только кончался договор, они уезжали, не закончив, я бы сказал, начатого дела. Когда мы приехали с Валентиной Федоровной, в Уське было всего несколько старых избушек с высокими деревянными трубами. В такой же избушке из двух комнат ютилась и наша школа. Не было тогда ни клуба, ни почты, ни сберегательной кассы. Один только сельский совет. Школу посещало двадцать детей. Взрослое население было сплошь неграмотным.

Николай Павлович срывает несколько розовых пионов, приютившихся под кустами жимолости, и складывает в букетик.

— Может быть, ошибкой наших предшественников-учителей было то, что они слишком узко понимали свою роль в условиях далекого стойбища. Преподать детишкам урок арифметики или русского языка — это ведь еще слишком мало. Наших уроков ждали все орочи. И примера нашего ждали. Они смотрели на русских людей как на посланников партии и советской власти, которые должны заняться судьбой народа и помочь ему встать на путь новой жизни. Слово «учитель» орочи понимали в широком смысле... Не все, конечно, шло у нас гладко. Новое само не приходит!

— Ученые называют орочей «этнографической группой», — продолжает он. — Действительно, их очень мало. Я, кажется, уже говорил — триста человек. Но «группа»-то состоит из живых, советских людей. Они очень отстали в своем развитии. Это верно. Партия требовала от нас помочь лесным жителям шагнуть от родового строя в социализм. И шагнули дорогие мои орочи. Широко шагнули.

Николай Павлович увлекся рассказом.

— Советское государство тратит ежегодно огромные суммы на развитие культуры у орочей. Оно дает им все, что нужно для нормальной, счастливой жизни. Маленький народ, но и он уже многое сделал для страны. План добычи рыбы колхоз в этом году выполнил на двести процентов. На сотни тысяч рублей сдано ценной пушнины. Доход колхоза «Ороч» достиг почти семисот тысяч рублей. В будущем году колхоз станет миллионером. Нам уже тесно в этой долинке. Орочи замышляют перейти на новое место, более просторное. Они хотят построить новый поселок с удобными, красивыми домами, с более мощной, чем теперешняя, электростанцией, с кинотеатром, новым клубом, новой больницей, новой школой-десятилеткой. Вы скажете — мечта! Нет, это живая действительность. Мы уже наметили место. Вон там. На той стороне Тумнина, — Широким жестом Николай Павлович показал на противоположный берег реки, где в знойной, синеватой дымке стояли изогнутой цепью лесистые сопки.

Заметив под другим кустом жимолости новое семейство розовых и желтых пионов, он тащит меня туда. Мы рвем цветы. Учитель обращает мое внимание на то, что пионы не пахнут, как, впрочем, не пахнут все таежные цветы.