О, забыть всю эту ложь, как рваные раны на теле предместий,Все измены, и взрывы, и плен, и смерть, поразившую душу, —То молчанье развалин, там, далеко, в заснеженной белойРоссии, —Все надежды мои, что скошены грубо под корень, и душа, какобезумевшая Дева, отданная поруганью.В мягкой нежности, в светлой нежности этой весны,Вспомнить, о, вспомнить девушек наших, как мечтаешь о чистыхцветахВ жестокой чащобе бруссы. Во мраке диких лесовПомнить, верить, что есть еще свет удивленных весенних глаз,Раскрытых, как светлая просека на заре, ее повелителю — Солнцу.Верить, что есть еще пальцы, нежнее, чем пальмы, нежнейколыбельной ньоминка[361],Нежные пальцы, чтоб убаюкать мне сердце, нежные пальмыдля сна моего и тревоги.Привет тебе, пальма, твой стан, и гибкий и стройный, твойстрогий лик взнесены над чащей.О черные губы, их поцелуй — только для братьев воздушных,пассатов.Только бы слушать твой голос, медлительный и глубокий,как вдали гудящая бронза.Только бы слушать биенье наших сердец в ритме тамтамов,Верить, что Юная Дева в нетерпенье на пристани ждет меня,Ищет лицо мое в ярком цветенье платков.В ясной нежности этой весны верить: она меня ждет, Девачерного шелка.