То была ли магрибская ночь? Я покидал Могадор[362], его девушекцве́та платины.То была ли магрибская ночь? Нет, и нашей она была, эта ночь,наша Ночь, ночь Жоаля,Ночь до рождения нашего. Ты причесывалась перед зеркаломмоих глаз.Мы сидели с тобою в сумраке нашей тайны, полные смутнойтревоги, —Ожидание имя ее, — и трепетали ноздри твои.Ты не забыла еще спокойного гула, заливавшего ночь? Волназа волной, вырываясь из города,Гул накатывался на нас и у ног утихал. Далекий маяк подмигивалсправа,А слева, у сердца, — неподвижность твоих зрачков.О внезапные молнии в душной ночи! Я видел твое лицо,Я его пил, оно было ужасно, и его черты искаженные разжигаливсе больше жажду мою,И в моем удивленном сердце, в моем молчаливом сердце, которомубыло уже невмочь, —Каждый звук, доносившийся издали, даже лай далекого пса,в нем взрывался гранатой.Потом золотисто песок захрустел, будто листья взмахнулиресницами.Черные ангелы, гигантские боги Эдема, мимо прошли,И ночные легкие бабочки, словно лунные блики, мерцали у нихна руках. А для тебя и меня это счастье чужое былоточно ожог.Наши сердца колотились — их стук долетал до Фадьюта[363],Как дрожь возмущенной земли под победной стопою атлетов,Или голос влюбленной женщины, поющей сумрачный блесккрасоты любимого своего.А мы не решались рукой шевельнуть, и наши губы беззвучнодрожали.Ах, если бы камнем на грудь кинулся с неба орел, оглушая насклекотом дикой кометы…Но неумолимо теченье влекло меня прямо на рифы — на ужаснуюпесню твоих неподвижных зрачков.Будут ночи другие у нас, ты вернешься, сопэ́, к сумрачной этойскамье,Ты будешь все та же всегда — ты будешь другая всегда.Но сквозь все твои превращенья я буду боготворитьЛицо нашей Кумба-Там.