Переменчивых нас постоянная ностальгия Возвращает к известняку, ибо этот каменьРастворяется в море. Вот они, круглые склоны С надземным запахом тмина, с подземной системойПещер и потоков; прислушайся, как повсюду Кудахчут ручьи — и каждый свое озеркоНаполняет для рыб и свой овраг прорезает На радость ящеркам и мотылькам; вглядисьВ страну небольших расстояний и четких примет: Ведь это же Мать-Земля — да и где еще можетЕе непослушный сын под солнцем на камне Разлечься и знать, что его за грехи не разлюбят,Ибо в этих грехах — половина его обаянья? От крошащейся кромки до церковки на вершине,От стоячей лужи до шумного водопада, От голой поляны до чинного виноградника —Один простодушный шаг, он по силам ребенку, Который ласкается, кается или буянит,Чтобы привлечь к себе внимание старших. Теперь взгляни на парней — как по двое, по троеОни шагают на кручи, порой рука об руку, Но никогда, слава Богу, не по-солдатски в ногу;Как в полдень в тени на площади яростно спорят, Хотя ничего неожиданного друг другуНе могут сказать — и не могут себе представить Божество, чей гнев упирается в принципИ не смягчается ловкою поговоркой Или доброй балладой: они привыкли считать,Что камень податлив, и не шарахались в страхе Перед вулканом, чью злобу не укротишь;Счастливые уроженцы долин, где до цели Легко дотянуться или дойти пешком,Никогда они не видали бескрайней пустыни Сквозь сетку самума и никогда не встречалиЯдовитых растений и насекомых в джунглях — Да и что у нас может быть общего с этой жутью!Другое дело сбившийся с толку парень, Который сбывает фальшивые бриллианты,Стал сутенером или пропил прекрасный тенор — Такое может случиться со всеми нами,Кроме самых лучших и худших… Не оттого ли Лучших и худших влечет неумеренный климат,Где красота не лежит на поверхности, свет сокровенней, А смысл жизни серьезней, чем пьяный пикник.«Придите! — кричит гранит. — Как уклончив ваш юмор, Как редок ваш поцелуй и как непременна гибель!»(Кандидаты в святые тихонько уходят.) «Придите! — Мурлыкают глина и галька. — На наших равнинахПростор для армий, а реки ищут обузданья, И рабы возведут вам величественные гробницы:Податливо человечество, как податлива почва, И планета и люди нуждаются в переустройстве».(Кандидаты в Цезари громко хлопают дверью.) Но самых отчаянных увлекал за собоюДревний холодный свободный зов океана: «Я — одиночество, и ничего не требую,И ничего не сулю вам, кроме свободы; Нет любви, есть только вражда и грусть».Голоса говорили правду, мой милый, правду; Этот край только кажется нашим прекрасным домом,И покой его — не затишье Истории в точке, Где все разрешилось однажды и навсегда.Он — глухая провинция, связанная тоннелем С большим деловитым миром и робко прелестная —И это все? Не совсем: Каков бы он ни был, Он соблюдает свой долг перед внешним миром,Под сомнение ставя права Великих Столиц И личную славу. Поэт, хвалимый за честность,Ибо привык называть солнце — солнцем, А ум свой — Загадкой, здесь не в своей тарелке:Массивные статуи не принимают его Антимифологический миф; озорные мальчишкиПод черепичными переходами замка Осаждают ученого сотней житейских вопросовИ соображений и этим корят за пристрастье К отвлеченным аспектам Природы; я тоже слыхалТакие упреки — за что и сколько, ты знаешь. Не терять ни минуты, не отставать от ближнихИ ни в коем случае не походить на животных, Которые лишь повторяют себя, ни на каменьИ воду, о которых заранее все известно, — Вот суть Англиканской Обедни; она утешаетМузыкой (музыку можно слушать где хочешь), Но нет в ней пищи для зренья и обонянья.Если мы видим в смерти конечную данность, Значит, мы молимся так, как надо; но еслиГрехи отпустятся и мертвецы восстанут, То преображение праха в живую радостьНевинных атлетов и многоруких фонтанов Заставляет подумать подальше: блаженным будетБезразлично, с какой колокольни на них посмотрят, Ибо им утаивать нечего. Мой дорогой,Не мне рассуждать, кто прав и что будет потом. Но когда я пытаюсь представить любовь без изъянаИли жизнь после смерти, я слышу одно струенье Подземных потоков и вижу один известняк.