– Задумывался, и не раз, – быстро ответил Ник, и голос его прозвучал крайне сухо. Он задумчиво побарабанил пальцами по каменной столешнице, не глядя на меня. – Тебе надо помириться с матерью. Эта ссора слишком затянулась и влияет на тебя не лучшим образом. Может, тебе съездить к ней? Заодно бы развеялся, а? Отчий дом, воспоминания о детстве, блинчики на завтрак «У Скипа»… Глядишь, поговорили бы по душам с миссис Диккинс, и всё бы разрешилось в лучшем виде! Что скажешь, а?
Собственная идея отправить меня в Джонстаун и помирить с матерью до того понравилась Нику, что от добродушной улыбки возле его глаз собрались лучики мелких морщинок.
Тут в холле раздался дружный взрыв смеха, избавивший меня от надобности отвечать на это тошнотворное предложение, и кто-то прокричал тонким срывающимся голосом: «А где Грегори? Где этот счастливчик?! Он должен первым преклонить колени перед королевой!»
– Началось. Я так и знал, что без этого не обойдётся, – я мрачно посмотрел на кухонное окно и остро пожалел, что так и не исправил недочёт в работе отделочников, из-за которого створки не открывались полностью. Побег исключался, спасения не будет.
– Да ладно тебе! – Ник снова добродушно рассмеялся, хлопнув меня по плечу и подталкивая в направлении холла. – Мы с коллегами задумали порадовать Дженнифер и купили ей кое-что в подарок. Она молодчина. Меньше, чем через три года работы и – бац! – руководитель департамента по развитию Западного сектора. Это, знаешь ли, впечатляет. Не удивлюсь, если лет через пять Дж. Б. Райт назначит её своим заместителем.
В ожидании крупного подвоха я с опаской вошёл в холл вслед за Ником. Картина, представшая перед нами, поражала воображение своей замысловатой пошлостью.
У входа на террасу стояло массивное вольтеровское кресло с высокой спинкой и пухлыми подлокотниками. На нём восседала Дженнифер. Выглядела она страшно довольной, только что не подпрыгивала от радости.
– Кресло – бомба, антикварное! – прошептал мне на ухо Ник. – Только старую обивку поменяли на оленью замшу.
У ног Дженнифер располагался небольшой пуфик, на который поочерёдно присаживались те гости, чей ранг был невысок и требовал от них подчёркнутой почтительности. Алистер Пайпак, принимая нелепые позы и отклячивая жирный зад, фотографировал всё происходящее, а гости выкрикивали истеричными голосами: «Виват королеве Западного сектора!»
Происходящее так сильно напоминало мою утреннюю шутку, придуманную, чтобы подразнить Дженнифер, что я снова не сдержался:
– Виват новой повелительнице двенадцатого этажа! Берегитесь, смертные! Посвящайте ей жертвы, несите ей богатые дары! Закалывайте тучных агнцев в её честь! – проорал я в общем гомоне, поднимая бокал со слабеньким фруктовым коктейлем, который успел схватить с подноса у стоявшего рядом официанта.
Разумеется, этого Дженнифер мне простить не могла. Она нашла меня взглядом и, хищно улыбнувшись, демонстративно похлопала ладонью по коже несчастного оленя, тоже вынужденного терпеть происходящее скотство молча и без единой жалобы.
Покорно я прошёл через весь холл и сел у ног Дженнифер. Я бы мог этого и не делать, конечно, но что-то внутри меня жаждало этого публичного унижения. Мне не терпелось переполнить чашу, плеск содержимого которой я слышал внутри себя все последние дни, но что будет со мной после этого, я не знал. Как послушный пёс, я уставился прямо в объектив, чувствуя у себя на плече горячую руку Дженнифер.
Когда пытка закончилась, и я уже хотел было улизнуть на террасу, выдернув с собой Ника, чтобы продолжить прерванный разговор, раздались нестройные выкрики гостей: «Тост! Счастливчик Грегори сейчас скажет тост!»
Обведя взглядом раскрасневшиеся лица, я не нашёл среди них Ника. Дженнифер с мстительной улыбкой на пунцовых губах стояла, перекрыв выход на террасу, а скотина Пайпак, ощутимо хлопнув меня между лопаток, всучил мне бокал с шардоне.
Пока гости хватали с подносов выпивку и призывали всех к тишине, мы с Дженнифер, не мигая, смотрели друг на друга в упор – каждый напряжён, как дуэлянт со старинным кольтом в руке. Нас разделяли не более трёх ярдов, но мне вдруг померещилось, словно это расстояние стремительно увеличивается. Фигура жены, секунду назад видевшаяся мне так чётко, будто бы подёрнулась мутной дымкой, черты исказились, – и вот уже плывут в моих глазах её невнятные контуры, а звуки, розовые пятна лиц и назойливые запахи духов, алкоголя и закусок превращаются в единый пёстрый и размытый фон, как на полотнах парижских упрямцев.
Собственный голос показался мне чужим, когда я разлепил запёкшиеся губы и начал выдавливать из себя слова, которые, скорее всего, лишь отдалённо можно было принять за поздравления. Очень быстро милосердные хлопки даже самых жалостливых гостей быстро растворились во всеобщем недоумении, и тогда рядом со мной появился Ник.