Поющие в терновнике

For the drover's life has pleasures that the townsfolk never know. And the bush has friends to meet him, and their kindly voices greet him In the murmur of the breezes and the river on its bars, And he sees the vision splendid of the sunlit plains extended, And at night the wondrous glory of the everlasting stars.	Так всегда неспешно, с песней гонят скот гуртовщики. В городах нам неизвестны эти радости и песни: День приветный, солнце светит и речной сверкает плес, Люди дружески встречают, ветерок в кустах играет. Полночь в небе рассыпает без числа алмазы звезд.
"Clancy of the Overflow" was everyone's favorite, "the Banjo" their favorite poet.	"Кленси с Разлива" были их любимые стихи, "Банджо" - любимый поэт.
Hoppity-go-kick doggerel, perhaps, but the poems had never been intended for the eyes of sophisticated savants; they were for the people, of the people, and more Australians of that day could recite them off by heart than knew the standard schoolroom pieces by Tennyson and Wordsworth, for their brand of hoppity-go-kick doggerel was written with England as inspiration.	Не Бог весть что за стишки, но ведь эта поэзия и предназначалась не для знатоков и мудрецов, а для простых людей и говорила о простых людях, и в те времена в Австралии куда больше народу знало на память эти стишки, чем обязательные отрывки из Теннисона и Вордсворта, какие задают учить в школе, - в своем роде и это не Бог весть какие стишки, да притом вдохновленные Англией.
Crowds of daffodils and fields of asphodel meant nothing to the Clearys, living in a climate where neither could exist.	Несчетные нарциссы и лужайки, поросшие асфоделями, ничего не говорили детям Клири -жителям края, где ни нарциссы, ни асфодели существовать не могут.
The Clearys understood the bush poets better than most, for the Overflow was their backyard, the traveling sheep a reality on the TSRs. There was an official Traveling Stock Route or TSR winding its way near the Barwon River, free crown land for the transference of living merchandise from one end of the eastern half of the continent to the other.	А поэты австралийской глуши им близки и понятны: ведь Разлив у них под боком и отары, перегоняемые по БСП - их будни. БСП, Большой Скотопрогонный Путь, проходит близ берегов Баруона, эту своеобразную полосу отчуждения правительство отвело именно для того, чтобы переправлять четвероногий товар по восточной половине материка из конца в конец.
In the old days drovers and their hungry, grass-ruining mobs of stock had not been welcome, and the bullockies a hated breed as they inched their mammoth teams of from twenty to eighty oxen through the middle of the squatters' best grazing.	В прежние времена гуртовщиков и их голодные отары, которые поедали или вытаптывали на ходу каждую травинку, ждал отнюдь не добрый прием, а погонщики быков, что черепашьим шагом проводили от двух до восьми десятков голов напрямик по лучшим пастбищам окраинных поселенцев, и вовсе вызывали лютую ненависть.
Now, with official stock routes for the drovers and the bullockies vanished into legend, things were more amicable between vagabonds and stay-puts.	Теперь, при определенных правительством скотопрогонных путях, все это стало полузабытой сказкой, и люди оседлые и перекати-поле уже не враждовали друг с другом.
The occasional drovers were welcomed as they rode in for a beer and a talk, a home-cooked meal.	Если кому из гуртовщиков случалось заглянуть на ферму - выпить пива, потолковать, поесть разок не всухомятку, их встречали радушно.
Sometimes they brought women with them, driving battered old sulkies with galled ex-stock horses between the shafts, pots and billies and bottles banging and clanking in a fringe all around.	Иногда с ними бывали и женщины - ездили в какой-нибудь старой разбитой двуколке, обвешанной брякающими и звякающими котелками, кастрюльками, фляжками, точно бахромой, и волокла все это давно забракованная кляча с вытертой шкурой.