Поющие в терновнике

I am Our Lord's chosen representative here on earth, I listen on His behalf, I even forgive on His behalf.	Я - избранный слуга Божий на земле, именем Господа слушаю, даже прощаю Его именем.
And, wee Meggie, there is nothing in God's universe He and I cannot find it in our hearts to forgive.	И нет во всем божьем мире ничего такого, маленькая моя Мэгги, чему Г осподь и я не нашли бы прощения.
You must tell me what the matter is, my love, because if anyone can help you, I can.	Ты должна сказать мне, что случилось, милая, ибо если кто может тебе помочь, так это я.
As long as I live I'll try to help you, watch over you.	Пока я жив, всегда буду стараться помочь тебе, оберечь тебя.
If you like, a sort of guardian angel, better by far than that chunk of marble above your head."	Если угодно, я твой ангел-хранитель - и куда более надежный, чем этот кусок мрамора у тебя над головой.
He took a breath and leaned forward.	- Отец Ральф перевел дух и наклонился к девочке.
"Meggie, if you love me, tell me!"	- Мэгги, если ты меня любишь, скажи мне, что случилось!
Her hands gripped one another.	Она стиснула руки.
"Father, I'm dying! I've got cancer!"	- Отец Ральф, я умираю, у меня рак!
First came a wild desire to laugh, a great surge of uproarious anticlimax; then he looked at the thin blue skin, the wasting of her little arms, and there came an awful longing to weep and cry, scream of its unfairness to the roof of heaven.	Он чуть не расхохотался, так внезапно схлынуло владевшее им напряжение; потом посмотрел на бледное до синевы ее лицо, на исхудалые руки и готов был заплакать, зарыдать, выкрикнуть небесам горький упрек в несправедливости.
No, Meggie wouldn't imagine this out of nothing; there had to be a valid reason.	Нет, не могла Мэгги попусту вообразить такое; наверно, тут кроется что-то серьезное.
"How do you know, dear heart?"	- Откуда ты знаешь, девочка?
It took her a long time to say it, and when she did he had to bend his head right down to her lips in an unconscious parody of the confessional pose, hand shielding his face from her eyes, finely modeled ear presented for the sullying.	Не сразу она сумела выговорить это вслух, и он вынужден был наклониться к самым ее губам, бессознательно изображая обстановку исповеди -заслонился ладонью, чтобы она не видела его лица, подставил изящной формы ухо, привычное к нечистым признаниям.
"It's six months, Father, since it started.	- Уже полгода, как это началось, отец Ральф.
I get the most awful pains in my tummy, but not like a bilious attack, and-oh, Father!-a lot of blood runs out of my bottom!"	У меня ужасные боли в животе, но не оттого, что тошнит, и... ой, отец Ральф... столько крови течет!
His head reared back, something which had never happened inside the confessional; he stared down at her shamed bent head with so many emotions assaulting him that he could not marshal his wits.	Отец Ральф резко вскинул голову, во время исповедей этого никогда не случалось; он смотрел на ее пристыженно опущенную головку, охваченный бурей разноречивых чувств, и никак не мог собраться с мыслями.
An absurd, delicious relief; an anger at Fee so great he wanted to kill her; awed admiration for such a little thing as her, to bear so much so well; and a ghastly, all-pervasive embarrassment.	Нелепое, радостное облегчение; дикая злость на Фиону - он готов был ее убить; благоговение, восхищение - такая крошка и так храбро все время держалась; и безмерное, невыразимое смущение.
He was as much a prisoner of the times as she was.	Как и Мэгги, он был дитя своего времени.