Пока без названия

– Я хочу эту следующую ступень, несмотря на все то, что она может принести с собой, и хочу ступить на нее как можно скорее, – твердо ответил Анри.

Мистер Майерс помолчал, слегка улыбнувшись после, и ответил: «Что ж, твой первый семестр начнётся через три с половиной недели. Ровно через три ты должен стоять здесь со своим чемоданом, чтобы успеть уладить все формальности».

И далее, обращаясь к Эдвину: «Ваш сын принят. В пятнадцать лет он принят изучать психологию в этом желанном для сотен тысяч студентов месте. Поздравляю вас».

На этом их краткая встреча завершилась, и Анри с отцом, не чувствуя под ногами земли, вышли из здания и выдохнули. Их встретил приветливый зеленеющий парк и выглянувшее солнце, что тоже было расценено ими как хороший знак.

Обучение стоило немалых денег, но поскольку у родителей самого Эдвина не было других внуков кроме Анри, они понемногу всю свою жизнь откладывали на его

будущее обучение. Так же поступали и Эдвин с Джоан, поэтому с оплатой первых нескольких семестров проблем возникнуть было не должно, требовалось только лишь все рассчитать. К тому же, Анри впоследствии мог попробовать заработать стипендию. Спорт и социальная работа в расчет не шли, но писательство и публикации вполне могли сослужить ему хорошую службу.

И вот они снова были в самолете, будто неделя, которую они провели в ином мире, растворилась во времени. Особенно это ощущение стало явным, когда выйдя из самолета, они оба вновь ухватились за привычный пыльный и дикий дух этих мест, который был у них обоих в крови, пусть и спящий.

Три недели. Казалось, всего двадцать один день, но сколько они вместили. Испуганные украдкой глаза Джоан, замечающие новую цифру на календаре. Чуть более долгие завтраки, обеды и ужины всей семьей. Чуть больше нажима в традиционном похлопывании по плечу от Эдвина. Больше разговоров в их доме при участии Анри. Напротив, более молчаливые прогулки Анри с Хафом. Выездной вечер к родителям Эдвина. Покупка нового чемодана и новых вещей. Классификация дневников, тетрадей и печатных текстов, на которую ушло добрых полторы недели.

–Мам, я не умираю, – однажды пришлось сказать Анри, заметил что Джоан снова плачет, стараясь остаться незамеченной.

– Я знаю! Но эта мысль о твоем отъезде все равно не дает мне покоя..Я тревожусь, я волнуюсь, я..

– 

Я буду приезжать на все каникулы.

Он как всегда был тверд. Она выпрямилась.

– Ты уверен, что это то, чего ты хочешь?

– Да, как и три года назад, мама. Вернее, сейчас я намного больше к этому готов. Днем он быстро наведался на кладбище с последней в этом году связкой цветов для Фрэнка. Там он ненадолго впал в воспоминания, грустил, даже на короткие минуты гневался о том, что связь с Робертом прервалась после второго письма, и он не мог

понять причины, затем просто молчал. Наконец, почувствовав что уже поздно, он тихо сказал: «Мне пора» и поспешил домой.

«Признаться, мне самому становится все интереснее и волнительней», – начал он новую тетрадь в тот вечер, который должен был стать последним в своем роде. Ночью ему предстояло улететь из дома, в котором он прожил все свои пятнадцать странных лет. Хаф уже несколько дней не отходил от него ни на шаг, поскуливая, словно догадывался, что Анри скоро оставит их. Наблюдая за тем, какие печальные звуки, словно его собственная скрипка, издает Хаф, Анри прислушался к себе и решил, что весь этот вечер он должен посвятить семье. Тетрадь была решительно брошена в чемодан, и резкий железный звук молнии отрезал ему путь к ежевечернему писанию.

– 

А ведь ты догадываешься, даже нет, знаешь! Ты знаешь, – почесывая пса за ухом, говорил ему Анри, – Позаботься о них, ладно? Пусть почаще выходят с тобой на прогулку, ты сам можешь этому поспособствовать..в общем, я сейчас взял с тебя обещание мне, Хаф.

Анри настоял, чтобы лететь одному, а на месте его встретит человек из администрации кампуса и поможет с устройством. Ему казалось правильным, если родители останутся

здесь без лишних метаний и волнений. Терзать их еще сильнее, а их волнение было налицо, он не хотел.

– Давайте просто притворимся, что это обычный вечер, без слез и не станем мучить себя и друг друга, – попросил он, защищаясь от того, чтобы самому не расклеиться под напором эмоциональных колебаний.

И все прошло именно так. Последний вечера на четверых, и даже Хаф какое-то время посидел на стуле в общем кругу.

– 

Мы желаем тебе, чтобы у тебя все получилось. Чтобы тебе было легко и все что будет, начиная с завтрашнего дня, было для тебя правильным. Мы любим тебя, сынок,

– сказали Анри родители, попеременно вставляя фразы.

– Я хочу сказать вам.., – начал Анри, и спохватившись, чуть оставил официальный тон, которым обычно защищался от контактов.

«Это же твои мама и папа, – прожужжало у него в голове – Ну же».

«Вы сделали много для меня. Спасибо за понимание того, что мне требовалось. Я не мог бы желать лучших родителей. Я так счастлив, что это пятнадцать лет именно вы были моим близкими людьми», – но все это он вместил в три коротких слова.

– Я люблю вас. И еще одно.

– Спасибо.