Пока мы были не с вами

— Ведите себя тихо... и не трогайте Камелию, — говорю я им. — Она плохо себя чувствует.

— У тебя болит живот? — Ферн робко подходит ближе, а за ней Ларк, но Камелия с силой их отталкивает. Ларк непонимающе смотрит на меня. Обычно она единственная, кого привечает Камелия.

— Оставь ее в покое, — говорю я.

— У кого рубашка в клетку — тот похож на табуретку! — кричит кто-то из старших мальчишек уже на середине двора. Они всегда подтягиваются к дому пораньше, чтобы оказаться первыми в очереди на ужин. Я не знаю, зачем это им. Все равно нам каждый раз дают одно и то же.

— Молчи, Дэнни-бой,— шикаю на него я и одергиваю платье Камелии, закрывая ей колени. Работницы называют его Дэнни-бой, потому что он ирландец, Рыжие волосы, тысячи веснушек — прямо как у Джеймса. Теперь, когда Джеймса нет, он стал главарем их банды. Но в отличие от Джеймса Дэнни-бой ужасный грубиян.

Он подходит ближе, засовывая руку под веревку, которая придерживает его слишком большие штаны.

— Ну и чего ты так расфуфырилась? Дай угадаю — даже шикарные платьица не помогли вам найти новых маму и папу.

— Нам не нужны новые мама и папа! У нас они уже есть.

— Да кто бы тебя еще взял? — ему на глаза попадаются исцарапанные руки и ноги Камелии, и он придвигается ближе, чтобы лучше рассмотреть.— Что с ней случилось? Кажется, она с кем-то подралась.

Я наступаю на Дэнни-боя. Если мне придется попасть в чулан, чтобы защитить сестру, — пусть будет так.

— Она упала и немного ушиблась. Вот и все. Ты еще что-то хочешь сказать?

Раздается звонок на ужин, и мы выстраиваемся в очередь, пока не случилось еще чего-нибудь.

Похоже, этим вечером мне стоит беспокоиться не о себе, а о Камелии. Она тихо сидит за ужином и ничего не ест, но когда наступает пора мыться, вдруг оживает и закатывает дикую истерику. Она ревет, будто зверь, царапается, пинается и оставляет длинные красные следы от ногтей на руке миссис Пулник.

Только силами трех работниц Камелию удается удержать и отволочь в ванную. В это время миссис Пулник держит меня за волосы.

— А ты будешь молчать. Только одно слово — и ты узнаешь, что бутдет.

Ферн, Ларк и Стиви, обняв друг друга, испуганно вжимаются в стену.

В ванной комнате орет и визжит Камелия. Плещется вода. Разбивается бутылка. Со стуком падают щетки. Дверь ходит ходуном.

— Риггс! — кричит миссис Пулник с лестницы.— Принеси веревку. Принеси мою веревку для чулана!

И после этого Камелия исчезает. Последний раз я вижу сестру, когда работница тащит ее, замотанную в простыню, чтобы она не смогла кого-нибудь пнуть или ударить, по полу коридора.

Этой ночью мы остаемся втроем. Я не читаю книгу, и сестренки не просят меня о продолжении. Ларк, Ферн и я, прижавшись друг к другу, лежим на одной кровати, и я тихо напеваю им одну из старых песен Куини, пока они не засыпают. В конце концов я тоже проваливаюсь в сон.

Перед рассветом Ферн мочится в постель в первый раз с тех пор, как ей исполнилось два с половиной года. Я даже не ругаюсь на нее. Просто убираю все, что могу, и открываю подвальное окно — получается небольшая щель. Я сворачиваю мокрое одеяло и простыни и пытаюсь спрятать их под кустами, надеясь, что никто мой тайник не найдет, а днем мне удастся пробраться под азалии и просушить к ночи все эти тряпки.

Я все еще вожусь с одеялом, когда поднимается сильный ветер; он пригибает кусты и треплет листья, и я успеваю кое-что заметить. Под газовым фонарем на улице стоят два человека и наблюдают за домом. В рассветных сумерках я не могу различить их одежду и лица, только общие черты: сгорбленный старик и высокий, худощавый мальчик.

Они похожи на Зеде и Силаса.

Но листья возвращаются на свои места, закрывая прогал, и люди исчезают из виду.

Глава 15

Эвери Стаффорд

 Эдисто, Южная Каролина

Наши дни

Конверт выглядит на удивление обычно, он из простой оберточной бумаги — такие часто используют в офисах. Он тонкий — похоже, там всего несколько листов, сложенных втрое. Он запечатан, а имя моей бабушки написано на обороте шатким, неровным почерком, который доходит до края и срывается.

— Болезнь Паркинсона под конец стала приносить деду много хлопот,— поясняет Трент. Он потирает лоб, хмуро глядя на конверт, будто все еще прикидывает, можно было нарушить обещание и отдать мне конверт или нет.

Я знаю, что разумнее всего вскрыть конверт до того, как Трент передумает, но чувствую себя виноватой. Трент выглядит так, будто не оправдал чьих-то ожиданий. И я послужила этому причиной.

Мне хорошо известно, что такое преданность семье. Именно из-за нее я оказалась здесь посреди ночи.

— Спасибо,— говорю я, будто моя благодарность способна ему чем-то помочь.

Трент разминает бровь кончиками пальцев и неохотно кивает.