Похищение Европы

— Кормежка!!! — возопил старик, уставив мутноватые синие очи в морской простор. — Люлёооок!!! Кормежка!!! Что? А?

Крыши, ограды, увитые растениями рабатки, выложенные камнем дворики — весь приморский городок кинулся под лапы Люлька при этом слове. Теплое покрытие дороги, входная дверь, коридорчик, мерный перестук когтей по напольному покрытию. На кухне притормаживаем. Ах, эти запахи! Младший брат ещё не опорожнил мусорное ведро, а ведь это его прямая обязанность! Миска полна распаренной крупой пополам с вареной рыбой. Рыба пахнет руками Душаны — это она вынимала из неё кости. Хорошая женщина, хоть и артистка. Боится, что Люлёк подавится рыбьей костью, бережет собачку. Вот это напрасно. Глотка у Люлька шире, чем труба у пылесоса, а аппетит аналогичный этому домашнему агрегату. Собачий организм втягивает в себя пищу за считанные секунды. Люлёк спешит. Ему ещё надо догнаться. Да-да, догнаться. Этому волшебному слову кузена Лазаря обучил Старик сразу по прибытии в приморский городок, где Лазарь уже жил со своей матерью Благой — родной сестрой артистки-Душаны.

Люлёк врывается во двор подобно готовому к схватке дредноуту: хвост трубой, шкура дыбом, уши приподняты, глаза зверски вытаращены. Он делает первый, резкий выпад, щелкает челюстями у самого края скатерти, но мадам Блага спасает корзинку с нарезанным хлебом, а мадам Душана берется за веник. Эти две сидят у торца стола, ближе других ко входу на кухню. Рядом с ними пустует стул старика — он ещё бредет по коридору, поминая Люлька разными лишними словами. Лучше скрыться под столом, там темновато, но Люлёк больше доверяет не зрению, но нюху.

Мама любит вечерние посиделки. У них за столом пару раз в неделю собирается по десять человек и больше. Девочки и Лазарь приводят приятелей, наведываются и знакомые мадам Благи. В таких случаях у Люлька выбор велик. Всегда найдется робкий и добродушный субъект в светлых портках. Такой нипочем не захочет, чтобы Люлёк вытирал об него слюнявую морду и станет совать под стол кусочки сыра и колбасы, тарталетки с паштетом, недоеденные яблоки, куски банана. Но сейчас Люлёк видит только мосластые голени кузена Лазаря. Этот — не интеллигент какой-нибудь. Этот носит сандалии на босу ногу. Да и под ботинки порой носков не надевает. Так делают человеческие женщины. Эх, хватануть бы его за костлявую лодыжку да прикусить, чтобы подпрыгнул. Он сейчас пьет огненный чаек из большого бокала. Бокал его полон, так пусть опрокинет кипяток себе на яйца. Вот будет потеха! Обе дамы — Душана и, особенно, Блага примутся сопереживать и суетиться. Мама тоже не останется в стороне, непременно пожалеет кузена и тогда, под шумок, можно будет утянуть со стола всё что угодно. Но это лишь собачьи мечты. Ведь Мама сейчас сидит рядом с Лазарем. Что если кипяток попадет на её сарафан? Она — глава стаи, а старших надо уважать.

Ах, вот и ароматный подол! Он пахнет юной женщиной и цветочным, человеческим парфюмом. Голень гладкая, блестящая, девичий пот слегка солоноват, приятен на вкус. Такую голень в самый раз обхватить лапами и … Люлёк ощутил приятное возбуждение, но знакомый голос над столом предложил кому-то полить сырники сметаной. Нет, не сейчас. Слишком много ещё на столе еды. Люлёк уставился на батистовый, усыпанный незабудками подол. Ах, как он мягок и чист!

— Мама! Люлёк снова вытирает свою морду об меня! — возмущению Девочки нет предела.

— Дай ему сырник! Что ты делаешь? Не весь! Отламывай по маленькому кусочку!

Мама знает толк в подаче еды. Кусочки сырника появляются из-за края скатерти и Люлёк аккуратно снимает их с нежной ручки. Потом он дочиста слизывает белейшую сметану, облизывает морду и снова утыкается носом в чистейший, ароматный подол. Кайф. Правое ухо Люлька прислушивается к движению столовых приборов над головой, а левое — к голосу Софии. Её голые коленки тут же, неподалеку. София не так добра, как Девочка, и пахнет соответственно: резиной, мотоциклетным выхлопом и совсем немножко — порохом. Эта не пользуется духами — только дезодорантом. Она не носит платьев, не поливает волосы отвратительной клейкой субстанцией — её прической беспрепятственно играет морской бриз. Люлёк побаивался Софии, потому что она всегда выполняет свои обещания. И если уж, к примеру, пообещала приложить подошву своего сланца к заднице Люлька, то непременно исполнит обещанное, как бы пёс ни вертелся и какую бы скорость ни развил. Но она же иногда и гостинцы приносит. Хрящи, обрезки сыра, чищеную морковь — всё сует Люльку, приговаривая:

— Жри, жадная псина. Ешь, ненасытная утроба.

И сейчас её ручка так же появляется из-под скатерти и так же сует в алчную пёсью пасть кусочки хрустящего, сдобренного маслицем хлеба.

* * *

— Они идут со стороны Турции, тётя Наташа. И их очень много, — говорила София.

— В новостях передавали, что они плывут на лодках, — вставила своё мадам Блага. — На надувных лодках через Средиземное море!