Похождения одного матроса

И Билль продолжал вести беседу с лошадьми. Казалось, пение пассажиров привело его совсем в особенное настроение, и суровый Билль сделался добродушен и даже болтлив, к удивлению Чайкина и Дунаева.

Они, вероятно, и не догадывались, что добродушное настроение Билля зависело отчасти от них. И если Билль, наверное, не подал бы голоса за обоих своих пассажиров при выборах в президенты республики, то, тоже наверное, сделал бы для них все, что только было бы в его возможности, – до того понравились ему оба пассажира, и в особенности Чайк, после его защитительной речи. Билль, впрочем, по-прежнему считал ее ни с чем не сообразной галиматьей, но эта галиматья тем не менее окончательно покорила сердце Билля и заставила его менее скептически смотреть на тех людей, которых он возил и встречал на большой дороге между Денвером и Сан-Франциско.

– Послушайте, Чайк! – окликнул Старый Билль Чайкина, повернув к нему голову.

– Что, Билль?

– Вы долго пробудете во Фриски?

– Не знаю. Как выйдет место по письму.

– Во всяком случае, день пробудете?

– Полагаю.

– В таком случае не хотите ли вы и Дун пообедать вместе во Фриски, а?.. И позвольте вас угостить… обедом и бутылкой вина… Если согласны, зайдите ровно в шесть часов в контору дилижансов… Mongomerry-стрит, двадцать. Я буду вас ждать. Идет?

– Идет, Билль!

– Благодарю вас, Билль!

– Очень рад, джентльмены… А вот и станция… Мы там пообедаем в комнате. Небось проголодались, джентльмены?

– Очень, Билль! – отвечал Дунаев.

– А вы, Чайк?

– Я мог бы и потерпеть, если бы нужно было.

– Ооох… Слишком терпеливы вы, Чайк… Как бы вы не провалились здесь с вашим терпением. Пожалуй, вам и жалованья не будут платить, а вы все будете терпеть?

– Зачем не платить жалованья?..

– А затем, что вас только ленивый не надует, вот зачем… Ну да вас переделать невозможно. И не надо. Оставайтесь всегда таким, Чайк… Да хранит вас господь! Ну вот и приехали! – прибавил Билль, заворачивая лошадей в ворота небольшой уединенной ранчи.

2

Через десять минут все трое сидели за небольшим столом, в маленькой полутемной и прохладной комнате.

Красивая молодая мексиканка, жена владельца ранчи, пожилого человека, тоже родом из Мексики, одетая в какую-то легкую яркую ткань, с ленивой грацией подошла к столу, держа в маленькой бронзового цвета руке горшок с молоком и несколько ломтей белого хлеба.

– Вот все, что я могу предложить гостям! – приветливо сказала она певучим голосом на плохом английском языке, ставя молоко на стол. – Больше у меня ничего нет, джентльмены. Соленую свинину вы есть не станете. Ваша, конечно, свежее! – прибавила она, вскидывая свои большие черные сверкающие глаза по очереди на трех гостей и задерживая свой взгляд чуть-чуть дольше на Чайкине.

Билль сказал, что у них все есть, и даже фазаны к жаркому, поблагодарил за молоко и хлеб и предложил хозяевам вместе пообедать.

Но красивая брюнетка отказалась. Отказался и мексиканец.

Пока Дунаев нарезывал ветчину, Билль спрашивал хозяина:

– Проезжие перед нами были, Диего?

– Были, Билль.

– Кто такие?. Не прикажете ли стаканчик рома, Диего?

А синьора пьет?

– Синьора не пьет, Билль, по-старому! – отвечал мексиканец. – Ей рано еще пить! – прибавил он. – Ваше здоровье, джентльмены!

И мексиканец выцедил ром с наслаждением пьяницы.

– Еще, Диего?

– Можно и еще.

– Не много ли будет, Диего? – вдруг проговорила его жена, и темные ее глаза сверкнули холодным блеском.

– А ты еще здесь? Ты шла бы, Анита, отсюда. Не надо мешать джентльменам! – строго проговорил Диего.

– Синьора нам не мешает… Чайк! угостите синьору персиками, если она отказывается с нами пообедать.

Чайкин встал, чтобы поднести корзину, но мексиканка уже подошла и сама взяла несколько персиков, поблагодарив Чайкина ласковым взглядом, и присела в отдалении.

Диего между тем выпил второй стаканчик.

– Так кто такие проезжали, Диего?

– Фургон с пионерами…

– А еще?

– Верховой.

– Не знаете, кто такой?

– Видал где-то, а не знаю.

– Какой он из себя, Диего?

– Рыжеватый, среднего роста…

– Со шрамом на щеке?..

– Именно…

– А лошадь его вороная?

– Да. Я знаю эту лошадь, – это черная кобыла Джима.

– В котором часу он у вас был, Диего?

– В котором часу?. В котором часу это было, Анита?.

Еще ты подавала тому джентльмену свинину, хлеб и кофе… И он так торопился ехать.

– Да так часа три тому назад…

– Это верно, синьора?

– Полагаю, что верно! – с достоинством отвечала мексиканка.

После этого Билль принялся есть. Не отставали от него и пассажиры, с особенным удовольствием напавшие на свежий мягкий хлеб, которого они давно не видали. После ветчины принялись за фазанов. Жаркое, приготовленное

Дунаевым, оказалось превосходным.

– А что, Диего… Не пора ли и лошадей закладывать? –

сказал Билль. – Только хороших дайте под почту.

– Дам лучших, Билль. Пойдем, Анита! – обратился

Диего к жене.

– Еще персиков, синьора! – предложил Билль.

Анита отказалась.

– Бери, когда предлагают! – проговорил Диего и толкнул Аниту к столу.

Та вспыхнула и, словно бы извиняясь за грубость мужа и желая показать свою деликатность, взяла один персик. Но

Билль заставил взять ее целый десяток. И тогда супруги ушли.