– Слышали, джентльмены… этот подлый товарищ Дэка опередил нас. Он будет в Сакраменто на день раньше нас, и, следовательно, они нас действительно могут встретить у
Старого дуба, как предполагает Дэк. Но мы к Старому дубу не поедем.
– А как мы поедем, Билль?
– Я знаю старую, заброшенную дорогу, которая далеко в стороне от большой… Завтра на нее свернем, и, пока молодцы нас будут поджидать у Старого дуба, мы будем подъезжать к Сакраменто. Дорога, правда, скверная, но лучше ехать по скверной, чем по хорошей… Так мудрено или нет не встретиться с агентами? – шутливо промолвил
Билль, обращаясь к Дунаеву.
– Не мудрено! Виноват, Билль! Я и забыл об этой дороге. Слышал только, что была дорога.
– А я по ней ездил и знаю ее хорошо! – сказал Билль, отхлебывая от кружки молоко. – Чайк прав, положившись на Билля! Агенты не увидят ни ваших денежек, Чайк, ни денежек Дуна…
Оба супруга вошли в комнату.
– Что, готовы лошади, Диего?
– Сейчас будут готовы.
– Что мы вам должны?
– Ничего, Билль! – отвечал Диего.
– А молоко и хлеб?
– Стоит ли говорить о таких пустяках. Зато вы меня угостили ромом, а Аниту персиками.
– Ну, как хочешь… Спасибо за угощенье… Да вот еще что: сегодня ночью, верно, к вам приедет один верховой на серой лошади. Зовут его Дэк… Не забудете?
– Я ему напомню, Билль! – сказала Анита.
– Так скажите Дэку, верховому на серой лошади, что
Старый Билль и его пассажиры кланяются ему и благодарят.
– А за что благодарят? – спросила мексиканка.
– Он знает. А вам, синьора, знать этого не нужно!
– Да я и не желаю! – обидчиво промолвила Анита.
– Готовы лошади! – крикнул маленький негр, показываясь в дверях.
– Прощайте, синьоры!
– Прощайте, Билль! прощайте, джентльмены! Счастливого пути!
Когда фургон отъехал от ранчи, Старый Билль обернулся к пассажирам и проговорил:
– От хлопот, я думаю, мы избавимся благодаря тому, что Дэк оказался порядочным парнем… А не то пришлось бы нам посчитаться с агентами. Вы ведь не согласились бы отдать им свои пять тысяч и пожитки в придачу по первой их просьбе?
– Не согласился бы.
– И, значит, была бы жаркая схватка… Вы ведь знаете, Дун, агенты не любят, если им вместо денег показывают, как стреляют револьверы…
– Знаю, Билль.
– И я, признаться, предпочитаю такой образ действий со стороны пассажиров. Но, во всяком случае, это главным образом их дело, а не мое, и если они не согласны охранять свои денежки, то и я не смею пристрелить агента и…
молчу… Со мной был раз такой случай… Вез я четырех пассажиров… здоровые и сильные были джентльмены. Я
их предупредил, что агенты шалят и могут напасть, и спрашиваю, что они думают в таком случае делать.
– Что же они?
– Струсили, Дун, очень струсили, говорят: «Лучше отдать деньги, чем быть убитым. Деньги наживешь, а жизни не вернешь». Положим, это справедливо, но, с другой стороны, нельзя же позволять себя грабить… Поговорили мы об этом, а на следующий вечер подъехали к нам три джентльмена в масках, верхом, и просят меня остановиться… «А не то, говорят, мы лошадей остановим пулями…»
И пассажиры просят остановиться… Ну, я остановился и до сих пор не могу вспомнить хладнокровно, что три агента безнаказанно обчистили четырех пассажиров… Оставили им только сапоги да нижнее белье. И еще посмеялись после: «Добрые, говорят, у вас пассажиры, Билль. Возите таких почаще». С тем и уехали.
– Действительно, добрые… Таких редко встретишь в здешней стороне, Билль! – заметил Дунаев.
– То-то, редко… Да и пассажиры эти не янки были.
– А кто?
– Евреи.
– Трусливый народ. И на много их всех обчистили, Билль?
– Тысяч на пять долларов. Они потом точно исчислили свои убытки… И один из них, старый еврей, утешал товарищей тем, что агенты их только на пять тысяч обчистили, а не увели их… «Тогда, говорит, агенты могли бы лучший гешефт сделать… Выкуп побольше требовать».
– Разве они были богатые?
– Имели деньги во Фриски, в банке, и все вместе сто тысяч стоили.
– А по-моему, – вдруг заговорил Чайкин, – лучше все отдать, чем убить человека!
– Вы, Чайк, особенный, а я говорю про обыкновенных людей. И так как я обыкновенный, то и на нападение отвечаю выстрелом…
И Билль повернулся к лошадям.
Вечером, вскоре после того как дилижанс выехал со станции, на которой переменили лошадей, Билль свернул с большой дороги и поехал в объезд по старой, уже заросшей травой.
– Скверная будет дальше дорога, джентльмены! –
проговорил Билль. – Придется ехать шагом… И будем мы всю ночь ехать. Только часа на два остановимся.
– А не собьемся ночью с дороги? – спросил Дунаев.
– Я дорогу знаю. Езжал по ней прежде три года, Дун…
Теперь эта дорога брошена, и по ней никто не ездит…
Скоро лошади поплелись шагом. Дорога действительно была отвратительная. В нескольких местах приходилось вброд переезжать ручьи, и довольно широкие…
Ночью фургон остановился. Билль отпряг лошадей и пустил их на траву.
Дунаев и Чайкин хотели было развести костер, но
Билль не позволил.
– Тут иногда индейцы шатаются… Не к чему привлекать их! – сказал он.