Поколение «все и сразу»

Успокоение само собой, как кленовый лист, опускается на плечи. Ловя воздух ртом, я сваливаюсь на кровать, возобновляя ход мыслей: в ней заговорили инстинкты женщины, инстинкты, пребывающие в стадии детства, только недавно разбившую яичную скорлупу. Она не очень-то вслушивается в мои идеи, она хочет лишь результат, достаток, она хочет всего и сразу – извечная проблема молодежи, и моя в том числе. Конечно же, мне и самому хочется вырваться из этого убожества и взяться вести другую жизнь, в какой катаются, как сыр в масле, мои сверстники, более обеспеченные благодаря помощи родственников. Но вместо того, чтобы тратить, я коплю, целясь через год-два перебраться в собственную квартиру, оформленную в ипотеку, но и до тех дней еще ждать и ждать… А терпения у меня вдоволь.

Приподнимаюсь. Не знаю, сколько я так лежал, по ощущениям, около двадцати минут или даже больше. Смотрю на часы: чуть больше половины восьмого. В квартире, собственно, делать нечего. На столе листы, компьютер, но никакого желания и пальцем притрагиваться к чему из того. Соседи все еще шумят – они ни за что не успокоятся, как бы я их не просил, а просить-то опасно, мало ли, что взбредет в их головы, недаром ведь истории ходят…

Я решаюсь спуститься в кафе, захватив с собой записную книжку да ручку. Только подальше от этого шума… На улице самая приятная часть вечера: догорает закат. Еще ночь не пустила свое леденящее дыхание на землю, еще горят бледно-оранжевым грязно-серебристые крыши домов… В кафе немноголюдно – уютно и спокойно, хоть забывайся в собственных думах. Я прошу приготовить какао с миндальным сиропом и размещаюсь возле окна. Зал наполняют красивые люди, но что мне их красота? Шаблон, не более чем. Я охочусь за изюминками, за неловкостями, неряшливостью, ошибками. Вон, у незнакомки за соседним столиком слетел с вилки кусочек торта прямо на стол. Она боязливо и очень аккуратно озирается по сторонам. Какая только сила сдерживает наплыв красноты к ее щекам? Решение она находит достаточно быстро: прикрывает салфеткой упавший кусочек и спустя мгновение продолжает лакомиться тортом как ни в чем ни бывало.

Я наблюдать за ней дальше. Мало ли повезет, мало ли она выдаст еще всякого и любопытного, и потому фиксирую образ: четкие, точные движения, немного торопливые – она явно пришла сюда, будучи голодной. Манеры отточенные: с каким только изяществом она держит деревянную вилку! За самый кончик рукоятки. Явно не из простых. И одета потрясающе: черный свеженький смокинг, как будто бы пару дней назад купленный, и как только до я не заметил ее одежду? Интересно, какими ветрами такую редкостную тропическую бабочку занесло в этот район, ассоциирующийся у меня с рабочим и бандитским?

В очередной раз подняв глаза, я вдруг сталкиваюсь с ее проницательным, цепким, не отпускающим взглядом. Неловкость обтягивает тело железными цепями. Я тут же стыдливо прячусь в записной книжке, пробегаюсь по написанному за вечер, мысли свободными птицами разлетаются в разные стороны, работа не идет, ручка только зря выпускает чернила, пачкая бумагу… Какой куцый образ! В нем не хватает… Он безжизненный, мертвый скелет, но ведь это только заметка, только идея для плана на будущее. Чтобы не вызывать подозрений, я по множеству раз обвожу написанные буквы.

– У вас не занято?

Ровная спина, расправленные плечи. Легкая усталость на лице. В смущении слова не подбираюсь, но, боясь, замучить ее ожиданием, тихо я испускаю:

– Присаживайтесь…

Сам же вскакиваю, не зная, как себя подать, куда деть нелепые руки, что говорить… Наблюдаю мою неуверенность, девушка, улыбаясь, хихикает. Дай ей повод, и она зальется звонким смехом – ее ничто не смущает, она свободна, как вольная бабочка на цветочном поле вдали от людской напасти. Она, именно она, а не кто другой, правит залом этой кофейни – она хозяйка, привыкшая ко всему и не робеющая ни перед чем.

– Зачем вы поднялись? Сидите.

– Вообще-то… – В нерешительности я никак не могу предупредить недоразумение. – Я… Я занят для новых знакомств.

– Хорошо, что сразу вот так, а то ведь некоторые слишком поздно признаются, если вообще признают, верно? – Она подмигивает, и меня самого покрывает краска смущения, как будто именно я в ответе за всех виноватых неверных мужчин.

– Верно.

– Тогда что же заставило вас так настырно глазеть на меня? Если бы не ваш взгляд… Вот честно, вы так внимательно изучали меня, что я не удержалась отказать себе и пройти мимо. Думала, попытаю удачу, а тут… Странно, правда? У вас есть девушка, но вы заглядываетесь на других, не желая при этом знакомиться.

Как же ей объяснить-то, что я просто-напросто неизвестный, не напечатавший ни рассказа, писатель? Как же все это озвучить, не стыдясь самого себя? Изредка уверенная прямолинейность творит чудеса: поражает слушателей и окутывает их разум мнимой гордостью говорящего.

– Вообще-то, есть одна причина…

– И какая же?