Поколение «все и сразу»

Собранные в массивный хвостик дреды забавно задергались – Рита звонко засмеялась, откинувшись на спинку серого дивана, который явно купили с чужих рук, которому стукнуло уже первое десятилетие.

– Не зря ведь заканчивала психологический, наблюдала и читала, правда? Расскажи о своей девушке, где вы познакомились, сколько вместе?

– Какие интимные вопросы! Так ты решила вывести меня на душевный разговор?

– Почему бы и нет, – хихикает она и распускает довольную улыбку, открывающую блестящие белым зубки.

– Есть люди, ради которых хочется действовать, и мне посчастливилось встретить такую девушку…

– Но есть и друзья, ради которых так же хочется действовать, – поспешно перебивает она.

– Очень возможно, но у меня нет таких, – Бориса я отмел тут же, в сущности, он утаскивающий меня на дно индивидуум, от которого я не могу отказаться, потому как с ним меня связывают сильнейшие мальчишеские эмоции, тянущиеся с дорогих школьных годов. – А у тебя?

– Ну, есть. Полно. Ради каждого в той или иной степени готова действовать, кому-то отдаюсь меньше, кому-то больше – естественная череда жизни. Социальной.

– Так а у тебя есть кто-нибудь, ради кого ты готова, сломя голову…

– В самом деле, нет, – тут лицо ее омрачилось. Туманно-серые глазки ее в миг обратились в стекляшки. Она будто бы листала тонкую книжку, каждый лист которой пропитался удушающим унынием. – Это раньше… Раньше было, когда была младше. Тогда много думала о том, что сверну горы и все в таком духе…

– А нынче куда все подевалось?

– Ну вот, – пожимает тонкими плечами она, – прошло. Переросла, видимо, по-другому начала мыслить, смотреть…

Однако верить ей я отказывался. Меня оно не коснется, убеждаю самого себя я, глубоко в душе зная, что однажды оно застанет и меня, сколько бы я не сопротивлялся и не бегал. Угасание не нападет со спины, не кинется на меня диким зверем, нет, оно тихо присядет с разрешения на край скамейки, где в изнеможении буду торчать я, и медленно затянет свою тоскливую песню, и тогда я добровольно приму безразличие за данность, разочаруюсь во всем окончательно и бесповоротно, повзрослею, поменяю отношение ко всему и так далее, и после мы вынужденно подружимся, извлекая какую-никакую выгоду из союза.

– Утратила веру в любовь?

– Какое же смешное слово! – Без улыбки пролепетала она.

– По-моему, очень даже серьезное и требующее.

– И это проходила.

– Ты просто не просекла секрет вечной любви, – и она обращается ко мне лицом с широкими круглыми глазами, то ли открыто высмеивающими, то ли удивленными не знающими, что и думать. Дрожь пробирает, под пледами вдруг становится невыносимо жарко, но отступать я не думаю. – Знаешь, почему о секрете вечной любви не страшно кричать на сцене перед полным залом? Или раскрывать его в книге, фильме… Хочешь, я открою его тебе прямо сейчас? Его не страшно раскрыть, потому что никто не воспримет его всерьез! Читатели, слушатели, зрители лишь посмеются…

– Мы, конечно, совсем мало знакомы, но иногда ты кажешься мне таким смешным мальчишкой. Еще мечтающим, еще верящим в чудеса и сказки, размышляющим над тайнами человеческих чувств, вставляя в размышления художественные обороты и пытаясь примерить все человеческие чувства на самом себе.

– Говорю же, никто не воспримет всерьез…

Милый разговор наш небрежно обрывает вошедшая в клинику женщина лет сорока, из ординаторской я вижу ее недовольное лицо, отчего рефлексом подступает к горлу отвращение. Рита стукнула почти что пустой чашкой о полку, заменяющую стол, и поспешила вернуться к обязанностям, выкрикивая из коридора приветствие. Я плетусь за ней, чтобы просто быть рядом, чтобы не бросать ее, чтобы она не чувствовала неравенство, чтобы я не казался ей полным бездельником… Я стою за витриной рядом с Ритой и, скучая, рассматриваю ценники, этикетки шампуней и таблетки, не думая ни о чем, в то время как она распинается перед недовольной всем миром женщиной, то и дело отпускающей резкие замечания с намеками на то, что она сама все знаете лучше всех.

Город обильно засыпало снегом, и дворники, не справляясь с погодной аномалией, единогласно и своевольно решили повременить с работой. Мы медленно продвигаемся по центру без особого направления, контролируя каждый шаг, потому как идти приходится по льду, скрытому снегом.

– Упадешь ты – упаду я, – шутит Карина, как можно крепче держась за мой локоть, как за надежную опору, отчего я с приятцей чувствую навалившуюся на плечи ответственность за близкого.

– Вообще-то, если упадешь ты…

– Нет уж! Если упаду я, то тебе придется постараться устоять и еще поймать меня. Ты ведь попросту раздавишь меня!