Поколение «все и сразу»

– В мире столько несчастных душ, но мне их не жаль. Я не могу их жалеть. Какой толк от жалости, если нужно заботиться, в первую очередь, о самом себе, выбираться из этого проклятого цикла, из этой погони за деньгами, которые даруют тебе возможность жить и бежать дальше… Но за чем же можно гнаться, если не за деньгами? Вот, в чем вопрос. И каждый человек обязательно должен решить его пока жив…

– Мне частно нравится твоя рассудительность, но сегодня она какая-то чересчур болезненная. Давящая…

– Как опухоль на мозг?

– Андрей… – Жалостливо стонет она, и я вспоминаю, что любой уголок медицины вызывает в ней неприязненный страх.

– Больше не буду…

– Ты себя хорошо чувствуешь? – Между делом осведомляется Карина, возвращаясь к прихорашиванию как ни в чем ни бывало.

– Просто замечательно.

Она самодовольно хлопает зеркальцем, облизывается и, закутываясь в шарф, смотря на меня исподлобья, со всей серьезностью, как будто жонглируя философскими знаниями, как будто ожидая, будто я сдамся без боя, выдает:

– Жизнь скучна только в том случае, если именно такой ты ее и воспринимаешь.

– Ладно, идем подальше от этой скучной жизни, чтобы она больше не мозолила глаза, – я решительно поднимаюсь и набрасываю на себя зимнее пальто.

Свежий воздух. Колкий. Холодный. С явным запахом снега. На просторе кафе кажется душной каморкой – бочкой, целиком и полностью забитой людьми, которые ловко умудряются не разлить ни на себя, ни на посторонних кофе. Мы тянемся к ближайшему метро, к Адмиралтейской. Дорога выучена почти что наизусть, во всяком случае, я могу представить ее линию с закрытыми глазами. Молчание наше протянулось где-то до половины пути…

– Там, в кафе… Прости меня, я зря горячилась, – разнежилась она, крепко обхватив мое предплечье двумя руками и прильнув ко мне. Не были б мы окутаны в плотную одежду, и она бы непременно затерлась бы щекой о мое оголенное плечо… – Все-таки, сегодня был замечательный день, прости меня, если я испортила настроение.

– Давай договоримся больше не ходить в это дурацкое кафе?

– Почему же?

– Не понравилось оно мне. На какой оно вообще улице?

– Не знаю, – теряется Карина. Я кручу головой в поиске адресной табличке…

– В общем, на Миллионной улице мы больше ни в одно кафе ни нагой. Досадно, что название того ресторана не разглядел…

– Ты не хочешь туда из-за меня?

– Видела, как на нас пялились те девушки? Официантки. Как будто с презрением, как будто мы недостойны греться в тепле того уюта…

– Ерунда. Ты так говоришь, потому что не уверен в себе. Я уже много раз повторяла, что тебе надо тренировать железный характер… Для начала, перестань быть нюней! Выпрями спину! – Карина шутливо расправляет мои плечи, и я по какому-то магическому заговору ощущаю, как с них спадает небесная тяжесть, как я будто бы становлюсь чуточку выше… – Есть одно упражнение… Знаешь, мне ведь тоже раньше не хватало уверенности, а потом я начала, идя по улице, мысленно говорить каждому в лицо: “я самая уверенная в себе”. И оно помогло! Я озвучивала эти мысли в своей голове настолько долго, что наконец ужилась с ними…

– Попробую.

– Обязательно.

Мы пересекаем по пешеходному переходу дорогу. До метро рукой подать. Вон уже видится знакомый значок: синяя буква “М” на белом фоне. Столько огней… Толпа людей…

– А представляешь, как было бы замечательно, если бы сейчас мы пошли с тобой в свою собственную квартиру? И никто бы нам не мешал…

– Не представляю, – уныло откликаюсь я, потому как… В двадцать три года мы все еще зависим от родителей… Отсутствие собственности, сбережений, стабильности… А что у меня есть? Что я могу себе позволить? Эти мысли роют мне глубокую яму, в которую я добровольно прыгаю солдатом вниз. Мы все еще мечтаем, когда наши сверстники уже имеют… Что же я делаю не так? В какой момент я оскорбил судьбу?

Замок со звоном щелкает – дверь открывается. Я захожу на территорию дома, в темном коридоре меня встречает знакомый тошнотворно теплый запах низкокачественной еды. Тепло запаха, но не его вкус, частично напоминает детство: когда я возвращался домой со школы, меня встречал запах горячей пищи, которую варганила мать… Эти воспоминания вдруг осмелились навязать странное чувство: будто эта коммунальная квартира, вернее, ее обитатели, моя огромная семья. Однако мысли эти я отогнал от себя как можно скорее, даже несмотря на то, что крошечные конфликты, возникшие сразу после переезда, давно затихли и отношения мои с соседями сложились более-менее дружественными. Изредка на кухне я пускаюсь на короткие светские беседы, всегда здороваюсь, но никогда не улыбаюсь и не радуюсь встречам.

Сейчас я сам не свой: ключи бряцают в дрожащих пальцах, откуда эта дрожь? От злости ли? И если из-за нее, то на кого? А, впрочем, какая разница. Думать, перетирать события – только себя изматывать, а нервы ведь нынче дорого ценятся. Лечение-то ого-го сколько денег требует. Да нет же, нервы всегда дорого ценились, просто лечить их научились не так уж давно.