Поколение «все и сразу»

Из открывшейся двери вылезает Сергей Александрович. Я и раньше с ним сталкивался. Диалог у нас никогда не завязывался, однако всякий раз во время встречи я питал надежду заговорить, чтобы мнимо закрепиться в семье… Отец Карины хлопает дверью и вплотную подходит ко встроенному в коридоре шкафу-купе.

– Как дела? – Он бросает вопрос с таким холодным равнодушием… Я смело мог бы не отвечать, потому как поиск какой-то коробки в шкафу волнует его много больше незваного гостя дочери. Не найдя коробку, он с явно сдерживаемым раздражением закрывает дверцу, после чего ныряет в комнату. Опять звучат повышенные ноты. – Да нет там ничего! Где вообще можно было увидеть эти туфли?

– Все хорошо… – Пробубнил я, неизвестно кому.

Карина дергает меня за рукав, и я оборачиваюсь: два злобных глаза под сведенными бровями таращатся на меня, беззвучно призывая молчать под угрозой жизни. И я молчу. Следую в ванную гусенком за ней – именно так я себя и воспринимаю, даже несмотря на то, что на голову выше девушки.

– Руки! – Шипит она, когда я закрываю кран…

Сначала требование стряхивать руки над раковиной меня раздражало, но спустя почти полгода знакомства я привык к нему настолько, что перестал обращать внимание, начиная воспринимать его за данность, хоть и не видел катастрофы в том, что на плитку падет несколько капель… Карина из раза в раз, напоминая, заставляла меня старательно стряхивать руки над ванной и только потом браться за полотенце, а я не сопротивлялся и не возмущался.

Когда мы входим в родительскую комнату, Сергей Александрович, сцепив руки за спиной, стоит возле окна, словно углядел на улице нечто забавное, жена его, все также разваливаясь на сиреневом диване, виновато тупит взгляд в пол. И складывается… Точно! Они действительно меня стесняются. Нет, они стесняются не меня, а саму суть чужака, которого привели наперекор хозяйской воли в дом. Мое присутствие сковывает их, заставляет напяливать лживые маски, сдерживаться, впопыхах прятать по карманам гнев…

Замерев игрушечным солдатиком недалеко от центра комнаты, сведя ноги, я, как ребенок на утреннике в садике перед сборищем родителей, заголосил:

– Поздравляю вас с восьмым марта…

– Спасибо, – измученно улыбается Ирина Сергеевна, не поднимая глаз…

Как странно поздравлять без цветов взрослую женщину, которая, впрочем, в самом деле ничего для меня не значит. Как странно при этом стоять рядом с ее дочерью, в руках которой шикарный букет…

С букетом в руках Карина в недовольстве проводит меня в свою комнату. По случайности я не упустил завистливого взгляда, пущенного Ириной Сергеевной на цветы.

Я закрываю за собой дверь – тут же послышались тяжелые шаги, потом негромкий раздраженный хлопок, это отец Карины вышел из комнаты, смекаю я, не зная, зачем вообще обращаю на то внимание. Карина усаживает меня на диван и, чуть ли не пригрозив пальцем, наставляет:

– Сиди, а я пока за вазой схожу.

Она аккуратно размещает цветы на столе и затем, убеждаясь, что те не скатятся, выходит, с порога обращаясь к матери. За стеклянными дверцами белого шкафа, что стоит напротив кровати, красуется фиолетовый флакон с духами. Я хорошо знаю этот аромат. Сирень и что-то еще… Сладковатый, не запоминающийся аромат, но всегда узнаваемый. В голове всякий раз навещает яркий образ Карины, когда я слышу нотку этих чудесных духов. И я соскучился по этому аромату, потому как Карина, уберегая его исключительно для важных случаев, не так уж и часто наносит его на свою тонкую кожу. И сейчас во мне встрепенулось назойливое желание снять крышку флакона, чтобы напиться ароматом этого чудесного творенья, этой незаменимой изюминкой образа девушки. Желание, обреченное так и остаться бездарной вспышкой мысли…

– Нет, ничего мне не подарили… – Доносится кусок обвинительного шипения из соседней комнаты.

Мне вдруг охватывает навязчивое ощущение, что подаренный мною букет взвалил на свои неодушевленные плечи бремя яблока раздора для этой семьи… Но и гордость оттого, что подарил я Карине настолько роскошный букет, от которого во всяком, как по щелчку пальца, заигрывает зависть, не отпускала меня…

Дверь медленно открывается – в проеме показывается Карина с огромной вазой в руках. От тяжелой ноши ее тонкие ручки трясутся. Я вскакиваю сразу же, чтобы помочь, однако… Попытки мои так и остаются незамеченными: она заставляет меня стоять фонарным столбом с опущенными по швам руками. Карина и повода помочь не дает, даже вида не показывает, справляется сама…

– Ну вот, так лучше, – комментирует она, погружая цветы в вазу. – Ты посиди пока, а я еще за чаем схожу, хорошо?

И, не дождавшись ответа, она выходит из комнаты. Сквозь щель я успеваю разглядеть Ирину Сергеевну, которая, надувшись, так и сидит на диване, держа перед собой телефон. Белое свечение экрана тускло отражается на ее лице. В ожидании я медленно возвращаюсь на кровать. Необъяснимая усталость вдруг сваливается на плечи, почему-то тянет спать. Не хватает чего-то банального, что не выражается одной и несколькими мыслями. Не хватает волшебства праздника…