Поколение «все и сразу»

Карина возвращается с двумя чашками горячего чая и знакомой коробкой печенья. Красная, новогодняя жестяная коробка из детства… В кружках болтаются дольки лимона и зеленые лепестки мяты. Аромат чая с тихой лаской приманивает к себе, подобно русалке, зазывающей в холодные темные воды моряков.

– Ну вот, – она явно ждет мое продолжение. С задумчивым видом разместившись возле стола, Карина освещает меня тяжелым испытывающим взглядом. Тут медлить нельзя, иначе дело закончится маленькой катастрофой.

Я поднимаюсь, притягиваю ее к себе, целую. Она буквально растаяла в моих руках, обхватив руками мою талию, разнежилась… Значит, я делаю именно то, о чем она думает.

– Закрой глаза, – я слушаюсь. – А теперь ответь на вопрос, только быстро и не задумываясь. Готов? – Я киваю. – Какое первое слово приходит тебе на ум, когда ты рядом со мной?

– Покой.

– Покой? – Задумчиво протягивает она. Я интуитивно чувствую, как она покусывает губы, задумчиво уставившись на пол. – Почему именно это?

– Первое, что пришло в голову, – какой глупый ответ! Я прижимаюсь к ней крепче и говорю тише, спеша исправиться. – Потому что с тобой мне настолько спокойно… Мне кажется, нет, я чувствую, знаю, что рядом с тобой я на своем месте. Мне не хочется от тебя никуда бежать, да и с тобой никуда не хочется мчаться в погоне за чем-то и за каким-то непонятным счастьем, потому как ты мое счастье. Если бы была возможность наблюдать весь мир, всю человеческую жизнь, со стороны, я выбрал бы непременно тебя, и тогда бы мы, подобно богам, о которых ничего не знают, но в которых слепо верят и которым молятся, следили бы за всеми чудесами мира, тихо и медленно плывя на плоту по неизведанному течению…

– И мое слово “покой”. Вернее, его синоним: спокойствие. Одно и то же ведь, да? – Она чуть отдаляет голову и смотрит мне в глаза взволнованным и требующим согласия взглядом.

– Конечно, одно и то же.

– Так значит, нам нужно одно и то же?

– Думаю, поэтому мы и нашли друг друга.

– Знаешь, на прошлый новый год, а потом и на день рождения я загадывала одно и то же.

– Что же?

Интуитивно я догадываюсь, и эта догадка бодрит меня, вводит в возбужденное, ликующее состояние. Я чуть отстраняю голову назад, чтобы четче видеть черты ее лица. Жду, когда она признается, каждую секунду мучительно страдая от нетерпения. Сердце и голова не в покое. Скорее! Скорее! Скорее скажи! Затягивают они общую канонаду.

– Боюсь, ты будешь смеяться… – Неуверенно шепчет она, прижимая подбородок к груди.

– Не буду. Очень хочу знать.

– Хорошо, – и вот она взглядывает на меня, сверкнув яркой молнией решимости… Сейчас, прямо сейчас она признается! И тогда я признаюсь в ответ, и ликование наше станет совместным… От волнения громко стучит в висках… – Я загадала… Я хотела встретить тебя… Мне столько лет не хватало…

– Вообще-то, и я загадывал подобное желание… – Моя внутренняя сентиментальность ликует, запускает праздничный фейерверк, раскидывающий по черному полотну самые яркие огни восторженности. – И оно сбылось. И разве можно теперь не верить в судьбу и волю случая?

Карина широко улыбается, беря меня за руки, усаживает на диван, затем придвигает знакомое старое кресло, ставит на него чашки с коробкой печенья, и только после умещается рядом, опуская голову на мое плечо…

– Красивые цветы, правда? Все никак не могу ими налюбоваться, – букет взаправду чудесен. На фоне розоватых обоев, на белом столе он выглядит так, словно именно тут ему и самое место, словно эти пионы и лизиантусы стоят тут уже множество лет, словно в интерьер этот их отпечатал неизвестный натюрморист.

– Свой же собственный подарок нахваливать, – усмехаюсь я.

– Не будь занудой!

Карина вдруг шутливо ударяет меня по плечу и демонстративно надувает губки, отвернувшись, только вот в игру ее я не вливаюсь. Шутливая обидчивость поднимает беспокойство, и я нервничаю, не зная, как разрулить ситуацию и параллельно с тем анализируя самого себя на предмет промашек в словах и поступках.

– Ты обиделась? – Сохраняя расстояние, аккуратно спрашиваю я.

Яркое солнце заливает светлую комнату. Его широкие лучи-руки тянутся прямо к Карине, отчего та кажется мне такой же вот яркой и сверкающей, как небесное светило. Я воспринимаю ее за одушевленный осколок счастья, свалившийся с небес и проникшийся людскими наивными чувствами.

Карина молчит, явно воспринимая происходящее не более, чем за легкомысленную игру. Только вот я не хочу числиться участником такой игры, однако выхода другого у меня нет, потому как волю мою она уже сломала… Воздушными касаниями подушечками пальцев я вновь и вновь дотрагиваюсь до ее нежной кожи, такой молодой, такой светлой чистой, показывающей каждый изгиб синих и тонких венок, – она только демонстративно отворачивается, шутливо выпрашивая продолжение. Я вижу, как она, втягивая голову в плечи, скрывает хитрую улыбку рыже-каштановыми, звенящими красноватым оттенком, волосами.