Пол и характер

…Непонятно, как могут те из исследователей, которые никогда даже не пробовали анализировать стыд и вину, веру и надежду, страх и раскаяние, любовь и ненависть, тоску и одиночество, тщеславие и щепетильность, славолюбие и потребность бессмертия, – как могут они так легко разделаться с понятием «я» только потому, что оно не воспринимается подобно цвету апельсина или вкусу щелочи? А каким образом могли бы обойтись без индивидуальности Мах и Юм при объяснении хотя бы только факта стиля?

Далее: ни один человек не будет ведь жить в комнате, сплошь покрытой зеркалами, тогда как животные никогда не боятся своего отражения в зеркале. Неужели же и этот страх перед двойником (которого, нужно сказать, женщина не знает)[21] следует выводить «биологически», «дарвинистически»? Слово «двойник» у большинства мужчин вызывает сильнейшее сердцебиение. Здесь нужна глубина, а вся эмпирическая психология должна отойти на задний план. Может быть, и эти явления можно объяснить прежней стадией дикости, животности, недостатком безопасности, которую может обеспечить только цивилизация, объяснить тем, чем объясняет Мах страх у маленьких детей: пережитком в онтогенетическом развитии? Я указал на это, впрочем, с исключительной целью обратить внимание «имманентов» и «наивных реалистов» на то, что в них самих существует нечто такое, о чем…

…Наконец, как-то странно таких людей, как Паскаль или Ньютон, называть великими мыслителями и вместе с тем приписывать им множество мелких предрассудков, которые «мы» давно уже преодолели. Или, может быть, мы и в самом деле так подвинулись вперед со всеми нашими электрическими дорогами и эмпирическими психологиями по сравнению с людьми того времени? И неужели степень культуры (если только существуют культурные ценности) определяется развитием науки, которая всегда носит социальный характер, никогда не бывает индивидуальной, неповторимой и измеряется числом лабораторий и народных библиотек? Не лежит ли культура в самом человеке, а не вне его?

Конечно, можно считать себя выше даже и Эйлера – одного из величайших математиков всех времен, который однажды сказал: «То, что я делаю, когда пишу это письмо, я делал бы совершенно так же, если б находился в теле носорога». Я не защищаю этой фразы; может быть, она характерна только для математика, и живописец никогда бы ее не произнес. Но смеяться над этими словами, оправдывая Эйлера «ограниченностью его времени», не дав себе даже труда проникнуть в их смысл, – это уж, я считаю, глубоко неосновательно.

Итак, по крайней мере по отношению к мужчине, в психологии невозможно обходиться без понятия «я», хотя и сомнительно, совместима ли с этим понятием номитетическая психология в Виндельбандовском смысле, которая старается установить определенные психологические законы. Но это ничуть не изменяет нашего признания необходимости понятия «я». Возможно, что психология пойдет по тому пути, который указывался ей в одной из предыдущих глав, и сделается теоретической биографией. Но именно тогда она скорее всего поймет истинные границы всякой эмпирической психологии.

То обстоятельство, что во всяком анализе мужской психологии обнаруживается нечто неразлагаемое, неделимое, невыразимое, прекрасно согласуется с тем, что правильные явления «раздвоения» или «раздробления личности», раздвоения и умножения человеческого «я» наблюдались только у женщин. Психику абсолютной женщины можно разложить до конца; но психику мужчины не разложить до конца даже при помощи лучшей характерологии, не говоря уже об эксперименте: в нем есть основное ядро, которое не поддается уже более никакому делению. «Ж» диссоциируется и делится на части потому, что она представляет агрегат.

Поэтому так забавны и комичны рассуждения современных гимназистов (как платоновская идея) о душе женщины, о женском сердце и его мистериях, о психическом складе современной женщины и так далее. Даже акушер, кажется, должен теперь верить в душу женщины, если хочет, чтобы за ним были признаны выдающиеся способности. По крайней мере, очень многие женщины очень любят слушать рассуждения о душе женщины, хотя прекрасно сознают (в форме гениды), что все это – вздор. Женщина – сфинкс! Большую нелепость трудно придумать! Вряд ли когда-либо была высказана большая чепуха! Мужчины бесконечно загадочнее, несравненно сложнее женщин. Стоит только выйти на улицу, чтобы убедиться, что выражение каждого женского лица не представляет для вас загадки. Как бесконечно беден регистр чувств и настроений у женщины! Между тем для того, чтобы понять и разгадать выражение мужского лица, вам придется потратить немало усилий.