Я припомнил, что действительно видел его, когда он был еще не то юнкером, не то кадетом. Теперь же Мигай служил на Западном фронте в 34-м корпусном авиаотряде, а сюда прибыл, чтобы принять и перегнать в отряд «Морис-Фарман-40». Он сознался также, что на этой машине ни разу не летал и даже видит ее в первый раз.
— Если хотите, — добавил Мигай, — то я могу устроить ваше назначение к нам в отряд: у нас вам будет неплохо. Опробуете здесь самолет, и мы с вами вылетим на нем в отряд с посадкой в Минске. Заодно и родных повидаете.
С моей стороны, конечно, возражений быть не могло!
На следующий день к вечеру я благополучно облетал наш самолет, поражая, как мне казалось, всех жителей города своими виражами и восьмерками. Правда, при посадке мой «морис-фарман» едва не въехал в забор, расположенный на краю небольшого витебского аэродрома, но, на счастье, остановился в нескольких метрах от него.
А еще через день рано утром мы вылетели из Витебска и совершили посадку на минском аэродроме у поселка Козыреве.
34-й корпусной авиаотряд был расположен в фольварке Адамполь близ местечка Воложин. По воздуху напрямую до него было приблизительно 150–200 километров.
Помня любимое изречение профессора Кузнецова, что летчик без аэронавигации подобен слепому, я сразу же приступил к подготовке полетной карты: тщательно рассчитал и проложил курс, произвел расчет по времени. Покончив с этим, отправился в город прямо к Загурским. Мать Володи обрадовалась мне как родному и, рыдая, рассказала о судьбе своего сына. Как сообщил ей один солдат, Володя, взятый в плен почти в начале войны, был пойман при попытке к бегству и, не желая сдаться врагу, перерезал себе горло самодельным кинжалом...
Так отняла война самого дорогого и любимого друга моей юности.
Наутро мы с Мигаем продолжили свой путь и благополучно приземлились на аэродроме 34-го авиаотряда.
Здесь я считаю полезным познакомить читателя, хотя бы коротко, с тем положением, обстановкой и условиями, которые существовали в царской авиации к началу первой мировой войны и в ходе ее — вплоть до Октябрьской революции.
В численном отношении наш воздушный флот стоял далеко не на последнем месте в мире. Но низкие качества самолетов и моторов, большая разнотипность и трудности их обслуживания, ремонта и пополнения естественной в условиях боевых действий убыли значительно снижали эту мощь.
В начальный период войны на вооружении нашей армии находились в основном такие устаревшие машины, как «ньюпор», «депердюссен», «моран», «фарман», спортивные «блерио». Потом русский самолетный парк стал пополняться трофейными немецкими самолетами: «альбатрос», «авиатик», «румплер», снабженными стационарными, очень надежными автомобильного типа моторами. Их, кстати сказать, выдавали отличившимся русским летчикам в виде награды.
Исключение составляла наша тяжелая бомбардировочная авиация, располагавшая непревзойденными по тем временам отечественными воздушными кораблями «Илья Муромец», и морская авиация, на оснащении которой были прекрасные летающие лодки М-5 и затем М-9 конструкции инженера Д. П. Григоровича.
Если в начале войны наша авиация заметно уступала немецкой, то в последующие периоды разница эта постепенно сглаживалась и выравнивалась. Справедливость требует все же сказать, что до конца войны качество немецких самолетов и моторов продолжало оставаться выше.
Наши конструкторы за годы войны разработали немало типов самолетов, ничуть не хуже заграничных. Но косное царское правительство не соглашалось на их производство, не допуская мысли, что отечественная конструкция может быть лучше зарубежной. Это вело к тому, что в производство запускались самолеты, представлявшие, по существу, плохие копии немецких либо французских машин. Так, были приняты на вооружение «лебеди», строившиеся на заводе Лебедева в Петрограде, и «анаде», «анасаль», «декан», «анакле» завода Анатра в Одессе. На этих самолетах погибло немало славных русских летчиков.
До самого окончания войны в России из рук вон плохо обстояло дело с моторостроением. Заводов, производивших моторы, у нас фактически не было. Несколько созданных предприятий занимались, по существу, сборкой четырех — пяти типов моторов из частей, которые присылала нам Франция. При этом ротативные моторы типа «Гном», а несколько позже «Рон» по своей ненадежности не могли идти ни в какое сравнение с немецкими моторами «Бенц» и «Мерседес». Вообще наши союзники давали нам то, что им уже было не нужно, и грабили нас без зазрения совести.