Полет сквозь годы

И все же русская военная авиация с первых же дней войны показала себя верным помощником армии. Уже 26 августа 1914 года знаменитый русский летчик П. Н. Нестеров первым в мире применил воздушный таран. Наша аэрофотосъемка благодаря внедрению пленочного полуавтоматического фотоаппарата системы подполковника В. Ф. Потте, а также точность бомбометания стояли на непревзойденной высоте. В русской авиации раньше, чем на Западе, была разработана теория бомбометания и сконструированы прицелы. Героическая самоотверженная борьба русских летчиков была признана не только союзниками, но и врагами: германский кайзер Вильгельм II в одном из своих приказов ставил их в пример своему летному составу.

Боевая закалка

34-й корпусной авиаотряд, в котором мне пришлось служить летчиком до конца первой мировой войны и которым впоследствии я сам командовал, был сформирован 22 августа 1914 года в Петербурге как добровольческий. Он состоял из инструкторов и кончавших обучение учлетов авиационной школы Всероссийского аэроклуба.

Прибыв туда осенью 1916 года и впервые подрулив к ангару, я хотел задержаться, чтобы познакомиться с нашими мотористами и помочь закатить самолет. Но поручик Мигай посоветовал сразу же явиться к командиру отряда. Мы пошли с ним вместе в офицерское собрание, занимавшее один из флигелей фольварка.

За дальним концом длинного стола в офицерской столовой сидел горбоносый офицер в морском кителе нараспашку и в довольно грязной сорочке без воротничка. Он был небрит, волосы взлохмачены. Перед офицером лежал журнал и стоял стакан чаю. «Николай Александрович Яцук, командир», — указал мне на него Мигай.

Я громко отрапортовал о своем прибытии. Командир, не вставая, поманил нас к себе пальцем и, указав на стулья, предложил сесть. Расспросил меня подробно о моей семье, обо мне самом: что заставило стать летчиком, на каких самолетах летал, каков у меня налет? Я показал свои документы и экзаменационную барограмму. Спросив, не голоден ли я, он тут же заявил, что питаться буду здесь, в офицерской столовой, а заметив мое смущение, добавил, что смогу расплатиться, когда начну летать и зарабатывать. Располагаться командир предложил мне в этом же флигеле, в комнате для солдат-летчиков.

— А теперь — осматривайтесь! — сказал Яцук.

Я вышел из столовой, обрадованный и озадаченный таким приемом. Было неслыханно, чтобы нижний чин допускался питаться за одним столом с офицерами. С другой стороны, питание в офицерской столовой стоило недешево. Я знал, что буду получать в месяц, если налетаю шесть часов, 75 рублей «залетных». Мне хотелось добрую часть этой суммы высылать матери. А в стоимость офицерского питания входило и вино, которого я в рот не брал...

В комнате, мне отведенной, находился старший унтер-офицер летчик Николай Ласкин. Мы познакомились и вместе пошли к механикам, а потом осматривать помещение, где размещались остальные люди отряда. Народ был устроен хорошо, основательно, питание поставлено лучше, чем у нас в летной школе; чувствовалось, что люди довольны. Позже я убедился, что обстановка в отряде была чрезвычайно демократичной по тем временам и что это даже ставилось на вид командиру отряда как нежелательная вольность, могущая «подорвать дисциплину». Но дисциплина здесь была значительно выше, чем в тех отрядах, где процветали «цук» (бессмысленные и издевательские наказания) и мордобития. Командира в отряде любили и уважали все без исключения. Вообще Николай Александрович Яцук фигура настолько колоритная, что нужно, хотя бы коротко, познакомить с ним читателя.

Николай Александрович с отличием окончил морское инженерное училище и в качестве инженера-механика миноносца участвовал в русско-японской войне, в частности в Цусимском бою. За время службы на флоте совершил два кругосветных путешествия. Будучи человеком прогрессивных взглядов, он открыто критиковал царское правительство и командование за поражения, которые русская армия и флот понесли в русско-японской войне. За это был списан с флота и закончил войну на сухопутном театре военных действий офицером-наблюдателем в воздухоплавательном батальоне. Личная отвага его была безгранична.

Оказавшись замешанным в революционных событиях 1905 года на Дальнем Востоке, Яцук попал в опалу, но все же добился разрешения поступить в Военно-морскую академию. Одновременно с академией успешно окончил вольнослушателем курс в Петербургском технологическом институте. С 1909 года начинается его увлечение планеризмом, и с этого времени Николай Александрович всего себя отдает авиации. В 1912 году Яцук окончил летную школу при Всероссийском аэроклубе, получил звание пилота-авиатора и был назначен на должность начальника и инструктора этой школы. Его избрали членом Ученой воздухоплавательной комиссии при Академии наук, секретарем научно-технического комитета Всероссийского аэроклуба, а также одним из трех в России спортивных комиссаров международной авиационной федерации ФАИ.