Полет сквозь годы

Вывозные группы возглавлялись инструкторами — штаб-ротмистром Витютневым, старшим унтер-офицером Тимофеем Ефимовым (младшим братом известного летчика М. Ефимова) и еще одним инструктором-офицером, фамилию которого я не помню.  Группу самостоятельно летающих вел начальник Симферопольского отделения школы капитан К. Ф. Капустин.

Я попал в группу Витютнева. Наш старт был рядом с полотном железной дороги. На большинстве учебных самолетов «Фарман- IV» сиденья ученика и инструктора устанавливались одно за другим. В нашей же группе они располагались рядом: сначала инструктор сидел слева, а затем пересаживался на правое сиденье. Ручка управления рулем высоты и элеронами (рули поперечной устойчивости) была общая и помещалась между двумя сиденьями; педали управления рулем поворота двойные.

После трех — четырех дней томительного ожидания и бессмысленной работы, заключавшейся в бесцельных перетаскиваниях пустых самолетных ящиков с места на место, нас наконец повезли на аэродром, и столь долгожданное обучение полетам началось. Мой инструктор Витютнев оказался отчаянным трусом. В то время как в других группах инструкторы после двух — трех ознакомительных полетов разрешали своим ученикам самостоятельно управлять самолетом, только поправляя их, Витютнев за все мое обучение у него ни разу не дал мне самостоятельно вести самолет. Сперва он сам держал ручку управления, а я должен был держаться за кисть его руки. Затем, пересадив меня на левое сиденье, дал мне держать ручку, а сам ухватился за мою кисть. После восьми таких полетов по кругу он приказал мне идти в группу Капустяна и доложить, что я готов к самостоятельному вылету. Я не поверил своим ушам. Но Витютнев повторил приказание.

Не чувствуя под собой ног, трясясь от страха, вызванного неуверенностью, отправился я к Капустяну. Во-первых, совершенно не знал, умею ли летать; во-вторых, и это было самым главным, боялся потерять аэродром. Он представлял довольно широкую и длинную полосу розного поля, лишь с одной стороны ограниченного помянутым ориентиром — железной дорогой. С других сторон аэродром не был ничем обозначен и полностью сливался с окружающей местностью. Провозные полеты производились на высоте 20–30 метров. Проносясь над землей на такой высоте с бешеной, как нам тогда казалось, скоростью — 60 километров в час — и сосредоточивая все свое внимание па управлении самолетом, я не мог уделять ориентировке должного времени. 

Отрапортовав Капустяну о цели своего прибытия, стал ожидать страшной минуты моего первого самостоятельного вылета. И вот она наступила. Я сел в самолет, проверил рули, мотор заработал и... начался взлет. Очутившись в воздухе один, вдруг понял, что могу сам управлять самолетом, что это не так уж страшно и сложно, а главное, что машина меня великолепно слушается. И я сразу успокоился. В довершение всего мне явно повезло: делая свой первый разворот на 90°, увидел впереди себя другой самолет, летевший на той же высоте. Теперь, следуя за ним, я уже не боялся потерять аэродром и только следил за поведением своей машины.

Приборов, помогающих летчику в пилотировании, тогда еще не было. Единственным, что позволяло определять положение самолета в воздухе, было... собственное туловище. Только ему и взгляду на землю можно было доверять. Самолет, как тогда говорили, надо было чувствовать всем своим телом. И чем больше владел летчик этим таинственным искусством, тем лучше и совершеннее он летал.

Делаю второй, третий и, наконец, последний, четвертый разворот: чувствую, что все увереннее управляю машиной. Мотор «Гном» не имел средних и малых оборотов, поэтому при планировании и заходе на посадку летчики пользовались особым контактовыключателем, расположенным на ручке управления: то выключая, то включая мотор, они производили планирование и расчет на посадку. Сама посадка совершалась с выключенным мотором. И вот «на контакте», как это называлось, подхожу к старту. Впереди посадка, моя первая посадка, но боязни перед нею нет: еще летая с инструктором, я как-то сразу, с первого полета, уловил ее и понял. Посадил машину хорошо, мягко, на три точки. Не помня себя от счастья, вылезаю из самолета, подхожу к Капустяну и, вытянувшись изо всех сил, рапортую о выполнении задания. Капустян улыбается: «Молодец! Замечаний не имею. На сегодня довольно!»

Я был первым из нашей группы, вылетевшим самостоятельно, и мои товарищи горячо поздравили меня.