Полет сквозь годы

— Подождите! Вот вы бросили такую фразу... Дурно пахнущая толпа. А ведь эти люди — по праву хозяева нашего отечества.

— Простите меня, но эти разговорчики я слышу не в первый раз. Однако от вас... не ожидал! Я — офицер, давший присягу честно и до последней капли крови защищать веру, престол и отечество, и обязан выполнить это.

— Ну что же, Николай Георгиевич, давайте вместе разберемся, — ответил я. — Может быть, вы убедите меня в моей ошибке. Прежде всего о вашей присяге. Вы давали ее церкви, царю и отечеству? Что же осталось сейчас от этих трех китов?..

Я пустил в ход весь арсенал познаний, воспринятых когда-то у моего друга Григория Каминского. Гончаров слушал меня молча, не перебивая. Я спросил, что заставляет его, родившегося в небогатой семье военного, не принимать нашу революцию.

— А знаете ли, Алексей Константинович, из вас получится отличный большевистский оратор, — сказал Гончаров — Я ведь, между нами говоря, чувствую, что правда, или, вернее, много правды, на вашей стороне. Я не граф, не князь, не эксплуататор. Но понимаете ли вы, настолько пропитался нашим офицерским, и, сознаюсь, не всегда приятным духам, его жизнью, его привычками, что, как мне кажется, уже никогда не смогу переродиться и изменить своим. — Затем он продолжал: — Меня уполномочили мои товарищи офицеры передать вам, что в американской миссии в Москве или в посольстве в Петрограде производится набор наших летчиков на службу в Америку. Говорят, что платить будут много. Вы как раз весьма подойдете...

Я ответил, что предпочитаю защищать свою родину без всякой платы, но на своей земле.

Мы в молчании отправились обратно По дороге я, помнится, все же сказал ему:

— Николай Георгиевич! Вы честный и простой человек, и я хочу и буду надеяться, что ваше хорошее сердце все же приведет вас в наш лагерь!

Он грустно посмотрел на меня, пожал руку и, качая головой, медленно произнес:

— Вряд ли, вряд ли. А впрочем...

Через два дня он вместе с Оптовцевым уехал из отряда, и больше я ничего о нем не слышал...

Спустя несколько дней к нам опять прибыли товарищи из ревкома и предложили снять погоны и сдать оружие. Они же помогли избрать отрядный комитет, который принял на себя все административные и хозяйственные функции. В комитете я возглавил техническую часть. Наш техсостав за короткий срок привел самолетный парк в полный порядок. Офицеры наши, за исключением Татиева, все мало-помалу разъехались. Яцук последнее время ходил хмурый и задумчивый

Однажды в разговоре он признался нам, что его очень беспокоит судьба нашей авиации, и особенно частей, находящихся на фронтах. Он боялся, как бы все это не досталось немцам.

— Нужно ехать в Петроград и решать не только этот вопрос, но и многие другие, — говорил Яцук.

Однако оставить отряд он побаивался. Посовещавшись в комитете, мы заверили командира, что сделаем все, чтобы сохранить отряд. Тепло простившись со всеми, Яцук уехал.

В конце ноября 1917 года меня вызвали в ревком корпуса и предложили срочно вылететь в Минск, в распоряжение ревкома Западного фронта. Я прибыл в Минск на «Ньюпоре-17». Здесь выяснилось, что генерал Довбор-Мусницкий стягивает под свое командование польских солдат и офицеров якобы для отправки в Польшу. На самом же деле эти войска готовились к выступлению против Советской власти. Польские легионеры были первыми, кто стремился поднять против нас контрреволюционное восстание. Мне было поручено сформировать небольшую авиагруппу из надежных людей нашего отряда и направиться в город Гомель в распоряжение командира 1-го Минского Красногвардейского отряда товарища Берзина.

Как всегда, в Минске я жил у Степана Афанасьевича. У нас произошел памятный разговор.

— Степан Афанасьевич, дорогой мои! Скажите же, как вы... как вы сами восприняли все то большое, что случилось? Что вы думаете обо мне и моем решении? Скажите же мне!

— Слушай меня, мой мальчик, — сказал Степан Афанасьевич после небольшого молчания. — Ты ведь знаешь, как я относился к тебе, как дорог ты мне... Мы, старые люди, никогда не решаем и не можем решать подобные вопросы так быстро, как делаете это вы, молодежь. Мне нужно еще и еще подумать, хорошенько присмотреться, и тогда... может быть, я тоже приму эту новую жизнь. А ты уже сделал свой выбор, и мне кажется, правильно Ведь власть взяли наши рабочие, наши крестьяне. А руки-то у них ух какие крепкие, и то, чего они ждали спокон веков, теперь не отдадут никому и ни за что! Только помни, мальчик: будь честен, всегда честен — и к людям, и к себе. Ну, с богом!

Возвратившись в отряд, я взял с собой летчика Рябченко с летнабом Татиевым, небольшую группу мотористов, самое необходимое техимущество и отбыл в Гомель. Здесь к нам присоединился летчик Щукин на «вуазене», и мы сразу включились в боевую работу.

Скоро кончился весь наш запас авиабомб. Я доложил об этом товарищу Берзину. Он сказал, что надо ехать в Петроград, к товарищу Ленину, который поможет нам достать бомбы.