Полет сквозь годы

В Петрограде я, конечно, навестил Муру, с которой переписывался эти годы очень аккуратно. Родители ее встретили меня недоброжелательно и даже враждебно. Мура объяснила, что они по вполне понятным причинам ненавидят большевиков и ни за что не позволят ей выйти за меня замуж. Мы быстро составили с ней план действий. На следующее утро она должна была уйти ко мне в гостиницу, а вещи ее принесет горничная. Договорились, что мы, если успеем, поженимся, а если нет, уедем вместе и обвенчаемся где-нибудь. Как видите, все решено было быстро и просто, но увы!.. Когда Мура на следующий день не пришла, мне едва удалось дозвониться к ней, но взявшая телефонную трубку мать так меня отбрила, что я даже растерялся. Оказывается, горничная, жалея Муру, вое рассказала матери. На мою просьбу проститься мать ответила категорическим отказом и добавила, что по распоряжению отца дочь заперта в своей комнате и выходить оттуда ей запрещено... Я зашел к старшей замужней сестре Муры — Варваре Васильевне, все рассказал и просил разрешения писать на ее адрес. Она разрешила.

Возвратившись в Гомель с бомбами, мы снова включились в работу и вели ее успешно, пока на самолете Рябченко не отказал мотор. Летчик Жуков тоже должен был прекратить полеты из-за серьезных неполадок мотора. Отремонтировать машины своими силами мы не могли. Товарища Берзина в это время в Гомеле не было; я стал советоваться с его начальником штаба товарищем Андреевым. Приняли такое решение: мне надо ехать в Орел и попытаться перевести к нам один из стоящих там авиационных отрядов. Я уехал. Отряды действительно в Орле базировались, но без разрешения Москвы передислоцироваться к нам категорически отказались Я поехал в Москву и здесь узнал, что есть распоряжение правительства снять всю авиацию с фронтов и направить в тыл на переформирование. Мне телеграфировал Андреев, что наше боевое звено в полном составе забрал проходивший с фронта эшелон 10-го армейского и 18-го авиационных отрядов, следовавших в Москву.

Помощник начальника Московского военного округа по авиации А. М. Габер-Влынский на вопрос, что же мне делать, ответил, что летчики пока не нужны, и записал мой адрес во Владимире, куда я и уехал.

В нашей семье произошли большие перемены.

Моя мать, такая спокойная и выдержанная раньше, словно преобразилась. Целыми днями она могла говорить о политике большевиков, горячо доказывала всем ее правоту и справедливость. Ее слушателями и оппонентами в большинстве случаев бывали навещавшие дом наши знакомые, потому что из семьи с матерью никто, кроме бабушки, и не спорил. Но диспуты с бабушкой принимали иногда прямо-таки ожесточенный характер, и — в основном по крестьянскому вопросу. Как ни старалась мама растолковать суть и справедливость Декрета о земле, бабушка стояла на своем.

— Я, Катенька, крестьянство наше лучше тебя знаю, — говорила бабушка — И барщину еще помню, и волюшку, когда объявили, тоже помню. Так вот что я тебе скажу, доченька! Хорошо ли стало, как волю нашему мужику дали? Обманули ведь его бары и чиновники. И теперь обманут! Вот помяни мое слово, обманут! Да и подерутся они, мужики наши, меж собой подерутся, когда землю делить начнут. Как бог свят, подерутся!

— Мама! Да поймите же вы, ради бога, что ведь то были бары да царские чиновники! А теперь-то кто же вместо царя пришел к власти? Свои же! Свои! Понимаете?

Но бабушка только качала головой и с сокрушенным видом вздыхала:

— Свои-то свои, да ведь всякие и свои бывают. Знаю мужиков этих окаянных. Знаю уж!.. Ну говори, Катюша, что кушать сегодня будете? — меняла бабушка разговор. — Чем кормить вас прикажете?

Дело с продовольствием обстояло плохо.

На рынке почти ничего нельзя было достать. Ребята ходили в села менять вещи на картошку и жиры. Однако часто возвращались ни с чем.

Мама с грустью замолкала и уходила в другую комнату.

— Бабушка, а бабушка? — спрашивал Юра. — Так чего же вы хотите? Что же, царя да помещиков вернуть? Свободу опять отнять?

— Что ты, что ты! Не говорила я этого и говорить не стану. Ну, а свободы такой им тоже нельзя.

— Так что же, кнут, что ли, нужен?

— Не кнут — кнутик, милок. Свой кнутик мужикам обязательно требуется. Раньше вот народ бога боялся, а теперь что? Плевать на него, прости господи, стали. Говорят, скоро все церкви разорят. Это что же? Разве без бога мужик проживет? Нет, нельзя без бога! Никак нельзя!

На эту тему с бабушкой говорить было бесполезно, и разговор заканчивался.

Вернувшийся из Петрограда старший брат Гриша и младший Вася вступили в один из формировавшихся во Владимире красногвардейских отрядов. Свой скудный паек они приносили домой. Окончившие гимназию Юрий и Сергей старались найти себе занятие, но пока ничего не выходило, работы не было, жизнь в городе еще не налаживалась. И все же дома у нас, хоть и голодно было, вес как-то ожили, повеселели. Приходили товарищи братьев, девушки, и тогда начиналось настоящее веселье: музыка, пение, игры, смех.