Далее Владимир Ильич спросил, знаком ли я с воздушным кораблем «Илья Муромец». Я ответил, что в воздухе видел его только один раз, но слышал много очень хороших отзывов о нем, как о могучей боевой машине. Владимир Ильич стал подробно расспрашивать, какой у «Ильи Муромца» радиус действия, каковы бомбовая нагрузка, огневые средства и почему эти самолеты сравнительно мало летали во время войны. Я отвечал, как мог.
Между прочим, рассказал Владимиру Ильичу о воздушном бое, происходившем на нашем участке фронта, когда командир корабля «Илья Муромец» В. Макшеев, сражаясь против напавших на него семи немецких истребителей, сбил трех из них и погиб после того, как немец перерезал ему пулеметной очередью крыло.
Владимир Ильич, очень внимательно слушая, заметил, что корабль, по-видимому, сильно защищен. Я это подтвердил, сказав, что на корабле предусмотрен сферический обстрел и он почти не имеет мертвых конусов и что вообще немцы очень боятся нападать на него.
После этих чисто авиационных вопросов Владимир Ильич стал меня расспрашивать о том, как приняли на фронте Октябрьскую революцию. Когда я поведал ему, как у нас в отряде разделились на «правых» и «левых», он снова рассмеялся и сказал, обращаясь к моему провожатому:
— Вот видите, наши люди быстро и без колебаний решают важнейший вопрос своей совести и самой жизни. И разве не доказывает это лишний раз, что революция давно созрела в их умах и сердцах.
Во время этого разговора товарищ Ленин несколько раз внимательно оглядывал меня, и я заметил, что его взгляд задержался на моей груди. Я сообразил, что, наверное, из-под полы расстегнутой бекеши виден золотой Георгий с бантом (первой степени), который я по молодости нацепил, отправляясь в Смольный. И тут же Владимир Ильич спросил:
— Вы, кажется, офицер?
Помню хорошо, что этот вопрос не задел меня. Я объяснил, что за боевые заслуги произведен в прапорщики уже при Керенском, а всю войну провоевал в нижних чинах. И вот тогда Владимир Ильич высказал мысль которая запомнилась мне и определила направление всей дальнейшей работы:
— Это очень хорошо, что вы сразу перешли на сторону Советской власти: нам нужны честные и преданные специалисты.
Я ответил, что друг моего детства и юности Григорий Каминский много сделал, чтобы я умел правильно разбираться в коренных политических вопросах; поведал о том, как пришлось мне быть свидетелем и участником демонстрации 1905 года в Минске, которую так жестоко расстреляли по приказу Курлова, о казни студента Пулихова, и сказал, что встретил революцию с радостью и буду работать честно. На этот мой торопливый и, возможно, несколько отрывочный, сбивчивый рассказ Владимир Ильич ничего не ответил, но посмотрел на меня как-то особенно хорошо и ласково. Затем он сказал, что письмо товарища Берзина прочитал и уже звонил Крыленко (в то время товарищ Крыленко был верховным главнокомандующим, или, как сокращенно говорили, главковерхом) и что завтра утром я у него должен побывать. После этого Владимир Ильич протянул мне руку, попрощался и просил передать привет товарищу Берзину и моим товарищам по отряду.
Когда вернулся к себе в номер и не застал там своих спутников, я даже обрадовался — так мне хотелось побыть одному. Ведь в моей жизни произошло крупнейшее событие. Я своими глазами видел великого вождя. Встреча с Владимиром Ильичем окончательно убедила меня, что я избрал правильный путь. На душе было светло и радостно.
Единственно, что портило настроение, это воспоминание о моей излишней болтливости при встрече с Лениным.
«Почему же Владимир Ильич сказал мне, что им нужны честные специалисты? — продолжал я думать, лежа в постели. — Ведь я же видел, чувствовал по его глазам, по всему его лицу, что он мне верит, или, может быть, это мне показалось? Нет, — успокаивал я сам себя, — он мне поверил, но просто предупредил, что нужно быть честным. Вот и Степан Афанасьевич при прощании тоже мне сказал, что нужно быть честным. И профессор Найденов говорил нам то же. Ну и что же? Так разве я не могу до конца жизни быть честным? Разве это так трудно?»
Тогда мне казалось, что это очень просто и легко.
Утром Татиев и Бортников побывали у Крыленко, который вручил нам мандат на получение авиабомб, взрывателей Забрав их, мы благополучно вернулись в Гомель.
Наш авиаотряд
Сначала немного о личном.