Полет сквозь годы

В поезде мы разговорились с Андреем Васильевичем Сергеевым. Беседа наша затянулась едва ли не до утра. Мы встречались с ним и раньше — в Качинской авиашколе, где он солдатом учился летному делу. Только жил он не с нами, солдатами из студентов, а в общей казарме. Я хорошо вспомнил стройного молодого человека с открытым, умным и симпатичным лицом — ученика- летчика Сергеева, с трудом сдавшего экзамен за четвертый класс... Нищенским, темным и безрадостным было его детство. Занимаясь по старинной азбуке с малограмотным дедом, закончил он два класса церковно-приходской школы. В дальнейшем расширять знания помогали ему рабочие кружки и подпольная работа в социал-демократической организации, в которую Сергеев вступил в 1911 году.  Я вспомнил, как поразил он меня своими суждениями о жизни и революционной борьбе. Живо представил, какое впечатление производили на него те мои товарищи студенты, которые кичились своим образованием, роскошной жизнью и положением в свете родителей...

Когда я спросил, почему он, не зная меня, вел со мной опасные политические разговоры, Сергеев, улыбнувшись, ответил:

— Да вот и не помню теперь уж почему. Наверное, понравился ты мне чем-то!

Я смотрел на него и думал: «А ведь он уже в 25 лет командовал всей нашей авиацией! Сколько же за эти годы пришлось ему поработать, чтобы стать таким! И как рано нашел он себя и выбрал без колебаний свою дорогу в жизни. Да, у этого человека есть чему поучиться...»

Кронштадтский мятеж был тщательно подготовлен эсерами, склонившими, где силой, где агитацией, на это черное дело недостаточно сознательных и стойких моряков. Выбрав момент, когда вышедшая из кровопролитных боев молодая Республика Советов только начала собирать силы для восстановления разрушенного хозяйства, злейшие враги Советской власти попытались нанести ей подлый удар в спину. Они уже успели прокричать на весь мир: «Смерть коммунистам идет изнутри страны».

Руководство операциями по подавлению мятежа было возложено на командующего Западным фронтом М. Н. Тухачевского. Среди сил, спешивших на помощь революционному Петрограду, была и авиация. Необходимость поддержки с ее стороны вызывалась, в частности, тем, что половина личного состава гидроавиации Петроградского округа, не разобравшись в событиях, приняла кронштадтскую резолюцию и пыталась поддержать мятежников.

Авиачасти Западного фронта прибыли в Петроград почти одновременно с М. Н. Тухачевским. Авиагруппа состояла из 33 самолетов и 4 аэростатов. Первоначально с воздуха было сброшено 10000 листовок с воззванием, адресованным кронштадтским матросам, В воззвании предлагалось: «Прекратить мятеж в 24-часовой срок. При неисполнении этого будет начата бомбардировка по крепости, и вся ответственность за пролитую кровь ляжет на мятежников». Однако это обращение не помогло, как не дало желаемых результатов и посещение Кронштадта М. И. Калининым.

Тогда начались военные действия. С 6 по 18 марта, т.е. за 12 дней, из которых три были совершенно нелетными, авиация совершила 137 боевых вылетов, сбросив на врага 297 бомб (общим весом 6570 фунтов) в основном мелкого калибра. Выбор калибра бомб не был случайным: мы стремились деморализовать восставших.

Наблюдая слаженные, четкие, уверенные действия нашей авиации по Кронштадту, я вспоминал первые шаги своего отряда на Восточном фронте... Какая огромная разница! Отдельные полеты одиночных самолетов, в редких случаях — полет пары... Боязнь потери ориентировки, зависимость, особенно на первых порах, от погоды... Частые поломки... Стыдно было вспоминать, с какой сдержанностью и осторожностью отнесся я к предложению начдива товарища Азина атаковать врага одновременно с конницей. Вот теперь бы, когда совместные действия наземных и авиационных частей вошли в боевую практику, мы не разошлись с ним в мнениях. Самолеты прежние: «ньюпоры» всех мастей да «сопвичи», а люди изменились.

Если раньше основная нагрузка боевой работы ложилась на плечи летчиков — участников первой мировой войны, то в это время боевым костяком нашей авиации становилась молодежь, подготовленная в советских авиашколах. Гражданская война закалила ее; в содружестве с нами, «стариками», она смогла получить ценный опыт и уже крепко стояла на собственных ногах...

Все эти сопоставления невольно приходили на ум и радовали. Я встретил многих летчиков, знакомых по Западному фронту, в частности истребителей из группы Кожевникова, которым поручалось сопровождение «муромцев» во время наших налетов на Бобруйск и другие важные объекты. Одна из встреч была особенно трогательной. Судьба опять столкнула меня с бортмехаником Гущиным. Мы обнялись и расцеловались. И как же обрадовался я, когда снова увидел свой «Ньюпор-24бис», блиставший, подобно образцу, вышедшему из заводских ворот! На этом самолете, по-прежнему обслуживаемом Гущиным, летал Волковойнов. Я отправился в общежитие, где и встретился с летчиком. Он лежал с ангиной и позволил мне летать на его машине, пока сам не поправится.