Мой рассказ пестрит названиями авиационных фирм и самолетов, которые воспринимаются сейчас не иначе, как седые анахронизмы Но современный читатель, особенно молодой, допустил бы ошибку, представив себе, будто в далекие 20-е годы советский самолетный парк состоял из одних только «ньюпоров» и «вуазенов». В действительности картина была иной. В наши авиационные части почти непрерывно поступали новые отечественные образцы. Одни из них быстро сходили с вооружения, не оправдав надежд, другие получали признание и распространялись. Главное же заключалось в том, что и в те годы творческая мысль авиационных конструкторов и инженеров работала очень интенсивно и Советское правительство делало все, чтобы в нашем распоряжении были наилучшие образцы самолетов, известные в Европе.
Отечественная авиация оживала после потерь, понесенных в двух войнах. С началом нэпа наши материальные и продовольственные затруднения заметно поуменьшились, жить стало легче, появилось еще больше бодрости и веры в светлое будущее молодой Республики. Нам, летчикам, хотелось еще лучше и больше работать на благо Родины. В ином полете, случалось, я видел не только ответственное задание, но как бы и концентрацию тех трудностей, которые мы одолеваем и обязательно одолеем.
Особенно памятен мне один случай на маневрах Московского военного округа. В нашу задачу входило обслуживание штаба руководства, расположенного в городе Переславле-Залесском. Мы с летчиком Н. Андреевым наслаждались в полной мере: жили в тихой деревушке рядом с красавцем Переславским озером, летали на надежных, крепких «эльфауге», выполняли большую, интересную, ответственную работу. Летать приходилось и часто, и подолгу.
Не обошлось и без курьезов. Хорошо помню, как перед началом маневров командующий авиацией Московского округа И. О. Петрожицкий послал меня в Переславль на «ньюпоре» отыскать вблизи города аэродром и, убедившись в его пригодности, срочно возвратиться в Москву. Бензин на обратный путь мне следовало раздобывать в Переславле самому. Есть он там или нет — никто не знал.
На окраине Переславля я обнаружил подходящий луг и сел. Поле удовлетворяло всем требованиям. Я отправился добывать горючее на обратный рейс.
Бензина в городе, как и следовало ожидать, не оказалось После долгих поисков я узнал, что на складе резинового завода «Богатырь» имеется бензол. Им и заправил свой «ньюпор». Мотор работал хорошо.
Наутро вылетел в Москву. Но минут через десять машина начала чихать и стрелять. Пришлось садиться. Когда с помощью крестьян удалось запустить мотор вторично, он заработал ироде бы нормально. Я опять вылетел. Через десять минут повторилась прежняя история. Мне снова пришлось садиться и звать местное население на помощь. На мой призыв откликнулись мастеровые парни. Когда в третий раз мотор заглох, я понял, что на этом горючем лететь более десяти минут из-за перегрева двигателя нельзя. Так и продвигался вперед, подобно кенгуру, прыжками. После седьмой посадки достиг Троицко-Сергиевска, где местные власти, выручая летчика, мобилизовали едва ли не все свои запасы очищенного бензина...
В напряженную жизнь, полная слитность с которой доставляла глубокое удовлетворение, врывались по временам события, ярко и с новой силой подтверждавшие, что успех нашей работы зависит от внутренней собранности и волевой подготовленности человека. Никакой другой род деятельности не таит в себе столько неожиданностей, как летная служба. Но причины их отнюдь не фатальны — в девяносто девяти случаях из ста они обусловлены психофизическим складом индивидуума, его подготовленностью, уровнем его общественной сознательности.
В те времена почти каждая авиационная часть имела своего шефа. Нашим шефом являлся «Медсантруд». Отмечая юбилей своей организации, служащие «Медсантруда» организовали гуляние в Сокольниках, пригласив на праздник Клару Цеткин, гостившую в СССР. Мы, как подшефные, тоже должны были принять участие в торжестве, приветствовать медиков с воздуха. Для этого были выделены Иван Шестаков и я. В назначенное время мы поднялись на своих самолетах и, действуя по разработанной ранее программе, на высоте 1500 метров выполнили над Сокольниками ряд фигур высшего пилотажа. Спустившись затем до установленных 200 метров над площадкой, где проходило торжественное собрание работников «Медсантруда» и нашей части, я ушел на аэродром. Сел и стал поджидать Шестакова.
Примерно через час приехал командир отряда Столяров с комиссаром Лазаревым. Они рассказали, что Шестаков, снизившись над площадкой, вопреки предупреждению, до 20 метров, зацепился крылом за установленную здесь радиомачту и сломал ее. Обломком мачты была убита секретарь Замоскворецкого райкома партии товарищ Шуйская. Шестаков же при вынужденной посадке на лес разбил самолет, но сам остался невредим. Дело осложнялось тем, что только за пять минут до катастрофы на месте товарища Шумской сидела Клара Цеткин. Почувствовав себя плохо, Цеткин уехала, и жертвой ужасного случая стала Шумская.