Поляки и литовцы в армии Наполеона

Польки воспитываются для общества, а не для домашней жизни, не для супруга. Кажется, их образуют для того только, чтобы блистать в большом кругу, водить за собой толпу поклонников и греметь наружными достоинствами. Делать счастье одного есть удел немногих из них. Ветреность, непостоянство суть отличительный их характер. Нигде нет столько разводов, как в Польше. Сколько здесь женщин, которые, разведясь с двумя мужьями, выходили за третьего; сколько таких, которые новыми супругами куплены у старых за высокую цену!..»

Мария Лончиньская родилась в 1786 г. в многодетной семье польского дворянина, который рано умер, оставив вдове шестеро детей различного возраста. Большинство историков объясняют вступление юной Марии в брак с вчетверо старшим ее графом Анастазием Колонна-Валевским беспросветной бедностью семьи. Версия вполне логичная, но польский биограф Марии Валевской – Мариан Брандыс – утверждает, что до нищеты семье Лончиньских было столь же далеко, как от Варшавы до ближайшей звезды:

«Сохранившиеся ипотечные книги показывают, что владения Лончиньских, состоящие из Кернози и деревень Керноска, Соколов и Чернев, оценивались в 1806 году в 760 000 флоринов. Весьма значительная сумма по тем временам. Причем это были благополучные владения, в минимальной степени отягощенные долгами. Мария принесла мужу в приданое 100000 флоринов наличными. Стало быть, Валевский со своими обширными, но заложенными латифундиями был для Лончиньских не бог весть какой партией».

Брандыс намекает, что причина неравного брака может быть в том, что первенец у Марии родился слишком скоро – самое большее, спустя шесть месяцев после бракосочетания. Впрочем, не будем слишком категоричны в утверждении ранней порочности польской героини, так как и Брандыс не слишком углубляется в свое предположение.

Тем не менее, супруги были вполне довольны друг другом. Мария в письме к своей подруге превозносит «доброту, вежливость и такт» мужа. А граф Анастазий Валевский, в свою очередь, бесконечно благодарен теще, пани Эве Лончиньской, за то, что «удостоив его руки своей чудесной дочери… сделала его счастливейшим человеком».

Сцену первой встречи Наполеона и Марии М. Брандыс передает устами французского историка-наполеоноведа Фредерика Массона. Единственное, что возмутило польского историка: встреча могла состояться в Блоне, либо Яблонной, но не в Броне:

«1 января 1807 года император, возвращаясь из Пултуска в Варшаву, останавливается на миг, чтобы сменить коней у ворот города Броне (!). Народ ожидает там освободителя Польши. Восторженная, кричащая толпа, заметив императорскую карету, бросается к ней. Карета останавливается. Генерал Дюрок вылезает и прокладывает себе дорогу к почтовой конторе. Входя туда, он слышит отчаянные крики, видит простертые в мольбе руки, женский голос обращается к нему по-французски: „О, сударь, вызволите нас отсюда и сделайте так, чтобы я могла увидеть его хоть бы минуту!“ Дюрок останавливается: это две светские дамы, затерявшиеся в толпе крестьян и ремесленников. Одна из них, именно та, что обратилась к нему, кажется ребенком: блондинка с большими глазами, мягкими и наивными, полными благоговения. Ее нежная кожа, по розовому оттенку напоминающая чайную розу, алеет от смущения. Невысокого роста, но чудесно сложенная, гибкая и округлая, она само обаяние. Одета очень просто. На голове ажурная шляпа с черной вуалью. Дюрок уловил все с одного взгляда; он высвобождает обеих женщин и, предложив руку блондинке, подводит ее к дверце кареты. „Ваше величество, – говорит он Наполеону, – взгляните на ту, которая ради вас подвергала себя опасности быть раздавленной в толпе“. Наполеон снимает шляпу и, наклонившись к даме, заговаривает с нею, но она, потеряв голову от обуревающих ее чувств, восторженно восклицает, не дав ему докончить. „Приветствую вас, тысячекратно благословенный, на нашей земле, – восклицает она. – Что бы мы ни сделали, ничто не может должным образом выразить наших чувств, которые мы питаем к вашей особе, и нашей радости, которую мы испытываем, видя, как вы вступаете в пределы нашей родины, которая ждет вас, дабы восстать из праха!“ В то время как она задыхающимся голосом произносит эти слова, Наполеон внимательно вглядывается в нее. Он берет находившийся в карете букет цветов и подает ей. „Сохраните его, мадам, как свидетельство моих добрых намерений. Надеюсь, что мы увидимся скоро в Варшаве, где я хотел бы услышать признательность из ваших уст“. Дюрок возвращается на свое место рядом с императором; карета быстро удаляется, какое-то время еще видна помахивающая императорская треуголка».

Мимолетное знакомство с Наполеоном произвело на Марию неизгладимое впечатление, по крайней мере, так описывает ее состояние Ф. Массон:

«Проводив взглядом императорскую карету, она долго стоит на месте, как зачарованная. Чтобы заставить ее очнуться, подруге пришлось окликнуть ее, толкнуть ее. Она старательно заворачивает тогда в батистовый платок букет, который поднес ей император, садится в карету и возвращается к себе только поздно ночью».