Политика аффекта. Музей как пространство публичной истории

История советских политических репрессий никогда не была популярной темой в общественном дискурсе современной России, за исключением короткого подъема интереса к долго замалчивавшимся фактам в самом начале перестройки. Еще меньше поддержки эта тема получает сегодня, когда происходят широкомасштабная инструментализация советского прошлого в качестве фундамента общенациональной идентичности и выдвижение на первый план патриотической риторики. Отмеченная Львом Гудковым тенденция разрастания постсоветских ресентиментов по отношению к Западу привела к формированию устойчивого «образа врага», в начале 2000‐х годов ставшего, по мнению ученого, основой коллективной интеграции⁶¹⁴. Какой степени концентрации достиг в последние годы этот «национальный исторический миф»⁶¹⁵, показывает небывалый по своей масштабности и абсурдности всплеск антизападной риторики в связи с событиями в Крыму и на юго-востоке Украины. Этот миф громко заявляет о своем праве называться нашей общей памятью, то есть «совокупностью представлений о прошлом, которая в данном обществе, в данный исторический момент становится доминирующей и образует нечто вроде разделяемого большинством „здравого смысла“»

⁶¹⁶.

Память о ГУЛАГе, апеллирующая к типу памятования «Помнить, чтобы ничто не было забыто» или «Помнить, чтобы преодолеть» («Erinnern, um niemals zu vergessen» или «Erinnern, um zu überwinden»)⁶¹⁷, развивается в таких условиях далеко не как мейнстрим, а преимущественно как гражданская инициатива, возможности осуществления которой съеживаются на наших глазах, как шагреневая кожа. Еще в 2006 году Ютта Шеррер беспокоилась о том, что ужесточение государственного контроля за деятельностью неправительственных организаций может поставить под угрозу важнейшие попытки проработки советского прошлого, осуществляемые обществом «Мемориал»⁶¹⁸

. В нынешней ситуации, после принятия законопроекта об «иностранных агентах»⁶¹⁹, российский Мемориал оказался на грани ликвидации, сначала будучи вынужденным отстаивать свое право на существование в Верховном суде России, а потом и оказавшись внесенным в пресловутый список иностранных агентов со всеми вытекающими из этого последствиями⁶²⁰.

В обстановке, когда гражданская инициатива активно подавляется, спасательным кругом и едва ли не единственным пространством, где может найтись место памяти о ГУЛАГе, исчезающей в пространстве общественном, становится виртуальный музей.

Как быстро музей в современной России может лишиться своего реального, физического пространства, показывает скандальная история вокруг Музея политических репрессий «Пермь-36». С 1996 года усилиями автономной некоммерческой организации (АНО) «Пермь-36» проводилась работа по составлению экспозиции, сохранению материальных останков ГУЛАГа, реализации разного рода образовательных и просветительских проектов, а с 2005 года — проведению известного форума «Пилорама». Выросшая из фестиваля авторской песни «Пилорама» в 2007 году приобрела статус международного гражданского форума, избрав в качестве основной тему «Мир несвободы и культура». Все это происходило на территории закрытой в 1987 году советской исправительно-трудовой колонии «Пермь-36», помещения которой кардинально не перестраивались и сохранились практически в аутентичном виде. Собственником земли и строений мемориального комплекса являлось государство, а выставочные и образовательные проекты осуществляла АНО «Пермь-36», на свои деньги и своими руками создавшая экспозицию мемориального комплекса. В 2012 году краевая администрация сообщила о создании «Государственного автономного учреждения культуры (ГАУК) „Мемориальный комплекс политических репрессий“», исполнительным директором которого с 2013 года была Татьяна Курсина, также являвшаяся исполнительным директором АНО «Пермь-36». В начале 2014 года в новую госструктуру перенаправили все деньги, которые раньше доставались АНО (и, соответственно, Музею политических репрессий «Пермь-36»); эта же структура стала распорядителем зданий и построек комплекса.

Под новый проект был обещан многомиллионный грант на развитие, но с начала 2014 года администрация Пермского края перестала оплачивать коммунальные счета музея, что практически означало невозможность его функционирования, и в мае отстранила Татьяну Курсину от управления, назначив нового директора. После этого из музея ушли почти все старые сотрудники, а новый директор занялась демонтажем музейных объектов⁶²¹

. На месте старой должна была возникнуть новая экспозиция, посвященная не только ГУЛАГу, но и, по словам представителя администрации губернатора Пермского края, «истории репрессий в целом, со времен Бориса Годунова до советских времен, [в том числе] судьбе последнего императора и семьи Романовых»⁶²². К счастью, этот проект не был реализован — и музей «Пермь-36», ставший «Мемориальным комплексом политических репрессий», сохранил свои прежние объекты, хотя в экспозицию и были добавлены некоторые крайне спорные экспонаты⁶²³.