Политика аффекта. Музей как пространство публичной истории

Интересно, что аналогичный посыл — «общенацио­нального Музея Гулага» — имплицитно присутствует и у вполне реального Музея истории ГУЛАГа. Этот существующий с 2001 года музей несколько лет назад получил в центре Москвы новое здание, открытое для посетителей в октябре 2015 года. Музей постоянно обновляется — так, на момент написания данной статьи он был закрыт на реэкспозицию, которая должна завершиться к 30 октября 2018 года⁶³⁷. Это полностью государственный проект, который финансируется из бюджета и подчинен Департаменту культуры города Москвы⁶³⁸. Авторы вывешенной на сайте концепции развития музея, как и создатели «Виртуального музея ГУЛАГа», видят главную предпосылку своей работы в отсутствующем сегодня целостном и комплексном осмыслении феномена ГУЛАГа⁶³⁹

. Тем не менее они хоть и отдают дань важной миссии «Виртуального музея», но все же упоминают, что «музеев или хотя бы крупных музейных разделов, где эта тема была бы центральной и смыслообразующей, до настоящего времени весьма немного»⁶⁴⁰. Музей истории ГУЛАГа представляется тем самым «единственным государственным музеем, целиком посвященным теме сталинских репрессий»⁶⁴¹ и призванным всесторонне осмыслять феномен коммунистического террора. Глядя на размах замысла, складывается ощущение, что авторы стремятся объединить в музее все главное, что у нас осталось в памяти о ГУЛАГе.

Необыкновенная масштабность Музея истории ГУЛАГа — увеличение общей площади на 1800 м², собственная библиотека, значительные помещения для хранения, отдельный сад памяти и т. д. — ошеломляет по сравнению с более ранними камерными проектами, созданными в основном гражданскими и региональными инициативами⁶⁴²

, особенно на фоне хронического недостатка финансирования проектов Мемориала, скандала вокруг музея «Пермь-36», а также проблем с финансированием у мемориального музея «Следственная тюрьма НКВД» в Томске⁶⁴³ и т. п. Вполне возможно, что именно этот музей, позиционирующий себя как музей совести, настроенный на тип памяти «Помнить, чтобы преодолеть», запланирован официальными структурами как центр развития общенациональной памяти о ГУЛАГе в современной России.

В концепции музея (версия 2015 года) особенно подчеркивается «необходимость целостного и комплексного осмысления феномена ГУЛАГа и публичного его представления в месте, скорее удобном для доступа широкой публики, чем привязанном к конкретике тех или иных событий из этой истории»⁶⁴⁴. Это отличает его от всех прежде существовавших мест памяти ГУЛАГа, либо реально, либо виртуально связанных с совершенно определенными лагерями, для которых принципиальной является отсылка к аутентичности места. Таким образом, этот музей представляет из себя некое «новое» место памяти ГУЛАГа, которое формируется не только без непосредственной связи с конкретными лагерями, но и при «необязательной непосредственной отсылке к фактам трагедии», для того чтобы сконцентрироваться на «сущностном осмыслении ее уроков»⁶⁴⁵

. В этом, по моему мнению, таится опасность потерять эмоциональную связь, которая поддерживается именно привязкой к определенному месту, а также связь с собственной историей. «Чувство непрерывности [прошлого] находит свое убежище в местах памяти», — писал Пьер Нора⁶⁴⁶. Даже если такое место памяти оформлено в виртуальном пространстве или, например, представляет в виде звуковой инсталляции когда-то свершившиеся события, о которых сейчас глазу ничего не напоминает⁶⁴⁷, оно должно быть заявлено как реальное место, причем лучше всего как место, знакомое посетителю. Для большинства наших соотечественников Колыма или Магадан являются не местами, а именами нарицательными — в стиле «будете у нас на Колыме…». Локальное же место создает куда более значимую эмоциональную связь: для жителя Москвы это может быть здание органов госбезопасности на Лубянке, в Петербурге — «Кресты» и т. д. Именно поэтому так важно сохранять локальные музеи, вроде закрытого недавно проекта в Йошкар-Оле⁶⁴⁸

, а не свозить все экспонаты в Москву, пусть и исходя из вполне понятного желания их лучшей сохранности.

Новая экспозиция Музея истории ГУЛАГа еще не открыта, потому о будущем развитии музея трудно судить, но если говорить о первой экспозиции, доступной для посещения в 2015–2018 годах, то мнения о том, насколько она удалась, расходятся. Большинству коллег нравятся современность и мультимедийная оснащенность музея, хотя и вызывающие «эффект Диснейленда», но не переступающие дозволенной границы⁶⁴⁹. Несмотря на это, даже те коллеги, которые в целом считают музей удавшимся, критиковали отдельные части экспозиции за специфически расставленные акценты⁶⁵⁰. Ощущение, возникающее после осмотра экспозиции, — вот что беспокоит большинство коллег, потому как к корректности фактов или подбору экспонатов в этом музее претензий быть не может — он сделан на высоком профессиональном уровне.