Читаем Политика аффекта. Музей как пространство публичной истории полностью

Зарубежные посетители, которых мне доводилось сопровождать в Музей истории ГУЛАГа, в один голос говорили об эффекте погружения, о том, как церковная музыка, которая играет практически все время осмотра, и «почти как настоящие» документы из представленных в экспозиции следовательских сейфов возбуждают в них ощущение эмоционального погружения в эту печальную часть истории России. Металлические туалеты и покрашенные в черный цвет радиаторы отопления создают атмосферу, которой эти посетители не чувствовали при взгляде на аутентичные археологические останки стен бараков или предметов быта заключенных. Этих «обыкновенных людей», для которых и делаются подобные музеи, не волновали подтексты, на которые я потом обратила их внимание и которые бросались мне в глаза — вполне возможно, исключительно от долгих занятий темой ГУЛАГа и «борьбой за память». К примеру, сравнение массовых репрессий с «солнечным затмением» на одном из стендов, которое не только одной мне (но и некоторым коллегам-исследователям651) показалось неуместным, совершенно прошло мимо внимания этих посетителей — они все были погружены в свои ощущения и только о них и говорили. Именно зацепить посетителя за живое и является задачей большинства музеев памяти, это и есть путь обычного человека к такой сложной теме, как террор. Однако на этом пути таится много ловушек, которые давно известны профессиональным кураторам выставок, но не становятся от этого давнего разоблачения менее действенными

652. С одной стороны, Музей истории ГУЛАГа исключительно корректен в степени эмоционального воздействия визуального материала — здесь нет, например, снимков с изображением гор трупов. Но при этом старая (сейчас закрытая на обновление) экспозиция создавала атмосферу легкости и доступности — и посетители ни в коем случае не чувствовали себя эмоционально подавленными, а некоторые даже не могли скрыть улыбку653
.

Именно в этой легкости, по моему мнению, и таится немалая опасность. Главное, что считаю нужным тут подчеркнуть, это то, что создатели Музея истории ГУЛАГа пытаются сформировать новое место официальной памяти о ГУЛАГе, перемещая акценты с мемориализации конкретного аутентичного «места» на общую историю террора — в частности, на использование принудительного труда как неких «фактов» далекого прошлого, о которых мы много узнали в доступной форме, но которые не являются частью нашего сегодняшнего мира. Конкретное место — это наша связь с прошлым, оно было тогда и есть сейчас, как, например, мрачное здание на Лубянке. Не будет ли такой отрыв от физического места означать, что музей станет транслировать память облегченного для восприятия, «чисто прибранного» ГУЛАГа? И будет ли посетитель в этом случае втянут в живую коммуникацию с экспозицией, или он просто получит готовую упрощенную картину событий прошлого?

Коммуникативная составляющая — важное преимущество виртуального музея и его главное дополнение к материальной экспозиции. Для этого уже существуют разработанные для музеев компьютерные платформы. В Германии это, например, «Виртуальный музей миграции» («Virtuelles Migrationsmuseum»)654 или так называемые «серьезные игры» (serious games) — вроде тех, что были разработаны для «Дома братьев Гримм» (Brüder Grimm-Haus) в городе Штайнау655

. Само наличие таких возможностей, конечно, не говорит о том, что их обязательно нужно использовать в каждом музее, особенно если музей имеет дело с травматическим опытом.

Важно отметить, что при полном переходе виртуального музея памяти о ГУЛАГе на игровой движок, то есть в полностью анимированное виртуальное пространство, также существует опасность потери «места памяти». Примером тому может служить один из проектов, предложенный новому руководству государственного музея «Пермь-36» («Мемориального комплекса политических репрессий»), вполне возможно заказанный, но до сих пор не реализованный им. Созданный в 2015 году пермской компьютерной фирмой прототип представляет собой виртуальные очки, надев которые посетитель музея может увидеть в 3D-измерении каждую камеру и даже сидящих в ней заключенных. В этом проекте предполагается также квест по камерам, в ходе которого посетитель может побеседовать с заключенными656.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Похоже, придется идти пешком. Дальнейшие мемуары
Похоже, придется идти пешком. Дальнейшие мемуары

Долгожданное продолжение семитомного произведения известного российского киноведа Георгия Дарахвелидзе «Ландшафты сновидений» уже не является книгой о британских кинорежиссерах Майкле Пауэлле и Эмерике Прессбургера. Теперь это — мемуарная проза, в которой события в культурной и общественной жизни России с 2011 по 2016 год преломляются в субъективном представлении автора, который по ходу работы над своим семитомником УЖЕ готовил книгу О создании «Ландшафтов сновидений», записывая на регулярной основе свои еженедельные, а потом и вовсе каждодневные мысли, шутки и наблюдения, связанные с кино и не только.В силу особенностей создания книга будет доступна как самостоятельный текст не только тем из читателей, кто уже знаком с «Ландшафтами сновидений» и/или фигурой их автора, так как является не столько сиквелом, сколько ответвлением («спин-оффом») более раннего обширного произведения, которое ей предшествовало.Содержит нецензурную лексику.

Георгий Юрьевич Дарахвелидзе

Биографии и Мемуары / Искусствоведение / Документальное