Полководец улицы. Повесть о Ене Ландлере

Ландлер был доволен ходом заседания. Это недоуменное внимание присяжных приведет к признанию его правоты. Прокурор добросовестно играл свою роль, на его одутловатой розовой физиономии печаль казалась искренней. Он сложил руки на животе, как приходский священник, читающий воскресную проповедь, и, повернувшись к Ландлеру, вздыхая, качал головой и возводил глаза к потолку, стараясь создать впечатление, что выводит на чистую воду ничтожного подлеца. Он распространялся о подстрекателях-социалистах, которые всячески стремятся подорвать дисциплину, взбунтовать народ, нарушить государственный и общественный порядок. Поэтому цель приказа, о котором идет речь в статье обвиняемого, положительна и сомнений не вызывает.

— Обвиняемый бьет тревогу, — заявил Балаш, — так как, по его мнению, министр ущемляет политические права железнодорожников. Разве прокуроры и судья, спрашиваю я, при исполнении служебных обязанностей вправе отстаивать свои партийные интересы?

Присяжные по-разному реагировали на его вопрос. Одни успокоились: значит, власти желают гражданам добра, а судьи не могут заниматься политикой. Откинувшись на спинки стульев, они метали на Ландлера гневные взгляды. Другие внимательно слушали, ожидая мотивированного обвинения. Двое-трое присяжных, сидя в напряженных позах, в недоумении уставились на прокурора.

Тут Балаш потерял самообладание, приходский священник превратился в извергающего пламя дракона. Вытащив из портфеля газету «Непсава», он потряс ею перед присяжными.

— Вы только прочтите, господа присяжные, какие статьи здесь печатают! В них ниспровергается все, начиная с бога, кончая министерскими приказами! Отравляется венгерское общество! Его моральные устои стремятся подорвать журналисты из «Непсавы»; они навлекают на родину опасность, оскорбляют всех порядочных граждан, всех состоятельных и родовитых людей. Неужели министр торговли должен это терпеть?

Тяжело дыша, Балаш бросил газету и перешел к юридическому обоснованию министерского приказа. Заканчивая речь, он легкомысленно присовокупил:

— Приказ не только отвечает государственным интересам исключительной важности, но также полностью отвечает букве закона. Он вовсе не отнимает политические права, не запрещает входить в какую-либо политическую партию. В приказе не сказано, что железнодорожник не может быть членом социал-демократической партии. Состоя членом какой-нибудь организации социал-демократической партии, он лишь теряет работу.

И королевский прокурор, воздев руки, с победоносной улыбкой посмотрел сначала на присяжных, потом на председателя и наконец с сияющей от самодовольства физиономией сел на место.

Тихий гул пронесся по залу, часть публики оживилась. Вдруг за спиной Ландлера раздались громкие рукоплескания, сопровождаемые пронзительными, угрожающими криками:

— Совершенно верно! Прав прокурор! Подлецы какие! Только подлости и творят!

Балаш указал рукой присяжным на тех, кто выражал возмущение, точно говоря: «Слышите? Вот голос общественного мнения!»

Кое-кто зашикал на крикунов, а те застучали ногами и заорали еще громче. Ландлер понял, кто это: «черные вороны», собравшиеся в ресторанчике и кружившие в коридоре суда, приведенная прокурорами судейская братия. Вот для чего понадобились они здесь!

«Смешно!» — подумал он, но тут же сердце его сжалось: ведь присяжные понятия не имеют, кто кричит. Им легко поддаться общему психозу. Все зависит от председателя; Но разве он проявит достаточно решимости, разве выступит против своего коллеги, угодного правительству королевского прокурора?

Председатель Житваи поднял голову и, тут же опустив ее и ни на кого не глядя, сердито постучал карандашом. Но это можно было лишь видеть, а не слышать, так как все заглушал неистовый крик. Пантомима председателя приняла несколько более решительный характер: он вскочил, застучал по столу, замахал колокольчиком и даже что-то крикнул, но голос его потонул в оглушительном шуме.

— Наказать, чтоб другим неповадно было!

— Расправиться с ним, пока не поздно!

— Он один из самых опасных социалистов!

Теперь Житваи указывал рукой на дверь зала, как бы призывая служителей удалить крикунов. Но служители поспешили выйти в коридор, они не имели ни малейшего желания выводить за дверь господ прокуроров и судейских чиновников.

Господин в сером костюме сидел в середине зала с холодным, непроницаемым лицом, желая показать, что не разделяет негодования присутствующих.

Перед Енё промелькнуло бледное лицо брата, которое выражало безнадежность: «Мы проиграли. Вот на что рассчитывали враги». Присяжные были просто испуганы. И все больше осуждающих взглядов впивалось в обвиняемого.

Но среди возмущенной публики вдруг возникло замешательство. Сидевший под галеркой прокурор Варга вскочил, закрыв лицо руками, закричал что-то, его тут же обступили какие-то люди, и они все вместе устремились на галерку, где на перилах примостился Дежё Фараго. Ландлер увидел, как Варга набросился на Фараго.

— Что там происходит? — выйдя из принятой на себя роли, невольно воскликнул Житваи.