Взволнованный Фараго в коридоре узнал, чем кончился суд, и обрадованный побежал куда-то. Пока братья Ландлеры добирались до своей конторы, он успел, связавшись по телефону с секретарем газеты «Мадяр вашуташ», передать нескольким руководителям движения железнодорожников, что послезавтра, в воскресенье, в ресторане «Конкордия» будет отпразднована большая победа товарища Ландлера.
Корреспондент газеты «Непсава» тоже сразу оповестил кого следует об успешном окончании судебного процесса, и когда Енё позвонил в секретариат социал-демократической партии, там уже приняли решение выпустить для железнодорожников плакат с сообщением о приговоре. «Вот как! — обрадовался Ландлер. — Наконец-то поняли, какое важное значение имеет это судебное дело».
В конторе его задержала ненадолго секретарша, чтобы поздравить и передать ему тысячу крон, которые по его просьбе Эрнё взял в банке.
Дома Енё ждали гости. Мать и приковылявшая на костылях теща, госпожа Деак и один из братьев Илоны, рабочий с фабрики на улице Ваци. На радостях все бросились его обнимать. Вдова Хорват никак не могла примириться с тем, что его осмелились посадить на скамью подсудимых. Малышка Бёже, как ему сказали, ни о чем не подозревая, играла весь день. А Илона, увидев, что муж пришел домой веселый, сразу забыла, какая страшная опасность ему угрожала.
— Не хватало только, чтоб тебя осудили! И так ты почти не бываешь дома. Дочка сегодня с трудом тебя дождалась, ей давно пора спать, — посетовала она.
Немного погодя Илона опять завела речь о том же:
— Бёже скоро вырастет и едва будет тебя знать. Ты бы хоть по воскресеньям гулял с ней…
— Конечно, — сразу согласился он. — Прекрасная мысль.
Он улыбнулся, разгадав хитрую уловку своих близких. Женщины, напуганные нависшей над ним угрозой, хотели уберечь его от некоторых опасностей, — ведь большие митинги проходили обычно по воскресеньям.
Но почему бы ему не брать туда с собой дочку? Совсем неплохо провести время вместе с ней и успокоить жену. К тому же на митинге всегда найдется женщина, которая займет Бёже, пока он выступает с речью. Малышка достаточно разумна, — она не выдаст дома их общей тайны. Вот хотя бы послезавтра можно взять ее в ресторан «Конкордия». Пусть его белокурая девочка растет, принимая участие в борьбе. В интересах будущего надо воспитывать новое поколение.
Илона подавала ужин. Ландлер нежно взял жену за руку:
— Представляешь, у нас есть немного денег. Хоть нам далеко до семьи преуспевающего адвоката, но кое-что мы в состоянии себе позволить.
Рабочий день руководителя канцелярии Национального совета
(31 октября 1918 года)
— Не было еще такой войны, которая бы велась ради интересов, настолько чуждых народам разных стран…
Ландлер и сам не знал, в который уже раз произносит речь с балкона гостиницы «Астория».
— Так и есть! Правильно! — гремела в ответ толпа на улице.
Внизу, в ночной темноте, колыхалось, шумело, неистовствовало море людей. На множестве обращенных к Ландлеру лиц играли отблески света, розоватого — из ресторана гостиницы, синевато-белого — от газовых фонарей с другой стороны улицы, из окон жилых домов изливался желтый свет, все шторы были подняты, все окна сверкали, — так жители столицы участвовали в уличной манифестации.
Уже много дней подряд, в ведро и дождь, волновался, гремел, требовал речей народ. А несколько часов назад произошло нечто необычное, поразительное: на улицы хлынули тысячи солдат и офицеров, уже сорвавших с фуражек кокарды; они вызвали на балкон Михая Каройи и принесли присягу Венгерскому Национальному совету. Рядом с Каройи стоял на балконе и Ландлер, когда сотни сабель, вылетев из ножен, засверкали в мерцающем вечернем свете. Сначала Вилмош Бём, потом Ландлер читали наспех составленный текст присяги, которая освобождала солдат от прежней присяги Францу Иосифу, императору-королю. Начиная с этого момента Национальный совет стал во главе народного движения, перераставшего постепенно в революцию. Эти солдаты на улице становились другими, новыми людьми — революционными солдатами — и вместе с гражданским населением выступали против правительства.
— Нынешняя война велась главным образом для того, — продолжал Ландлер, — чтобы к нам приезжали и говорили: «How do you do» или «Wie geht`s?»[13]
И навязывали нам английские или немецкие товары.