Читаем Полководцы XVII в полностью

«Августа в 18 день приехали от боярина Бориса Петровича Шереметева сеунщики:

Милостию божиею Кизыкермень взяли; с тем прислан был князь Александро Иванов сын Волконской. И тот город взорвало подкопом. Полону взяли множество, также и пожитков. А стояли под ним 5 дней, в шестой взяли.

Таван город взяли; с тем прислан Григорей Федоров сын Жеребцов.

Ослан город взяли; с тем присланы Юда Васильев сын Болтин.

Да с теми же сеунщики прислан Василий Гаплин, Казыкермень разорен.

А в Таване ратные люди великих государей черкасы запорожские.

А из тех городов неприятельские люди выбежали и казну вывезли.

В Кизыкермене был воевода Амирбей и восемь человек агий.

А пришли под те городы июля в 26 день, а взяли Кизыкермень июля в 30 день. Да взято в Кизыкермене 30 пушек».

Очень показательна реакция царя и его окружения на «сеунч» воеводы Шереметева. Генералы и все полковники были созваны в царскую палатку, где им торжественно зачитали грамоты с Днепра. «Затем мы стали пить, — дополняет Патрик Гордон, — за здоровье его, величества, а также боярина (Шереметева) и гетмана, и, наконец, всех верных слуг в армии, причем при каждом тосте был даваем залп из крупных и мелких орудий во всех трех лагерях и в траншеях, что беспокоило турок». Видимо, царю очень нужен был хоть какой-то военный успех!

В Польше, во Львове, напечатали специальную поздравительную брошюру по случаю взятия Кызы-Кермена. Заслуги победителей на аллегорической картинке были перераспределены следующим образом: первым в распахнутые ворота Кызы-Кермена въезжает на колеснице, запряженной двумя львами, сам… Петр I, за ним скачет на коне с булавой в руке гетман Мазепа, и только позади них — воевода Шереметев в окружении других всадников. Трудно сказать, чем руководствовались создатели этой «аллегории». Возможно, излишнее прославление воеводы показалось властям чрезмерным.

В декабре того же года из войска Б. П. Шереметева было выделено для нового «донского похода» семь пехотных полков, пятнадцать тысяч запорожцев и значительная часть дворянской конницы. В феврале 1696 года боярин приезжал в Москву. Все приличия были соблюдены: на Калужской дороге его встретил стольник царя — спросить о здоровье. Встречу организовали торжественно, но продержали Шереметева в Москве недолго и вернули в Ахтырку на прежнюю должность белгородского воеводы…

Показательно, что вопрос о главнокомандующем был фактически решен еще до приезда Бориса Петровича Шереметева в Москву, причем его кандидатура даже не называлась. 14 декабря 1695 года во дворце у Лефорта собрались царь Петр I, Головин, Гордон и другие генералы. На военном совете решили назначить генералиссимусом боярина князя М. А. Черкасского, а если он по болезни не сможет принять командование — то боярина и воеводу А. С. Шеина.

Ссылка на болезнь не случайна. Князь Черкасский был выше Шеина по старшинству и возрасту, значительно раньше получил боярское звание, но боевым воеводой не являлся. Единственный возглавляемый Черкасским поход в Киев в 1679 году обошелся без единого сражения, полки «на отпор к неприятельскому приходу были во всякой готовности», но турки на Киев не пошли…

«В службах» Черкасского значились должности стольника при царском дворе, воеводы в Великом Новгороде и Казани, различные поездки в свите царя. Такой ли главнокомандующий требовался армии для трудного (как оказалось) похода на Азов?

Видимо, вопрос о назначении Алексея Семеновича Шеина уже тогда был предрешен. Русский историк XIX века Н. Г. Устрялов писал по этому поводу: «От Петра не могло укрыться, что недостаток единоначалия, при разномыслии и несогласии генералов, был одной из причин неудачи первого Азовского похода. Для устранения зла он счел необходимым назначить над всеми сухопутными войсками одного главного вождя со званием генералиссимуса или Воеводы Большого полка. Генералиссимусом был наименован боярин А. С. Шеин»1.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное