ПолЛЮЦИя, ЛЮЦИфер, РевоЛЮЦИя. Часть 5

– Вашиль Федоович! – окликнул меня мужчина.

На Маричку даже не взглянул.

Лысый протянул мне руку – я пожал. Затем он кивнул Бубенчику. Видно, в майданной иерархии я стоял выше штатного палача.

Мужчина опять затараторил, обращаясь то ко мне, то кивал на спутницу с бегающими косыми глазами, которые смотрели в разные стороны. Единственное, что я понял в той тарабарщине, что ложь во благо «великой идеи» – ложью не является.

– …ось людына, яка ообить еволюцию. Вин скаже…

Мужчина хлопнул меня по плечу, легонько оттолкнул от себя, и, казалось, утратил всякий интерес. Они со спутницей пошли вниз по лестнице.

«Типажи!..».

Я вспомнил, что видел того шепелявого на собрании у Сатаны, в первых рядах, в зеленом плаще.

«Тот самый!».

«Комендант Майдана и один из его организаторов, – проявились в голове ангельские слова, подтвердившие мою догадку. – Кличка «Логопед». С ним корреспондент одного из интернет-сайтов, которые поддерживают шабаш. Между собой они зовут ее Танькой-Кикиморой.

***

– Так тебя, Васька, по отчеству – Федорович? Как того кровососа? – спросил Бубенчик, когда мы поднялись к нему в комнату на седьмом этаже.

Я опять не ответил – вопрос был глупый.

«Нужно выбираться. Все равно, ЖЕЛАНИЯ не загадаю».

Бубенчик предложил нам садиться, нажал кнопку электрочайника, стоявшего на тумбочке.

Я огляделся. Комната небольшая – видимо, бывший кабинет: офисный стол, кресло, панцирная койка в углу – такие стоят в общагах.

Между койкой и тумбочкой был втиснут венский стул с гобеленовой спинкой, на вычурных массивных ножках – брат-близнец страдальца, который тлел в нашем с Маричкой в костре.

На стенах кабинета висели полупустые книжные полки, красно-черный флаг, лозунги, плакаты, прочая революционная муть, которой сейчас завалены улицы.

Вдоль стены стояли убогие фанерные стулья, скрепленные между собой в единый блок, которыми при Союзе оснащались дешевые кинотеатры и актовые залы в школах. Туда мы с Маричкой и присели.

– Сейчас чаю выпьем, а затем пойдем на «площадь», – сказал радушный хозяин. – Площадью мы называем холл на восьмом этаже, где казним мусоров.

***

Бубенчик кивнул на книжную полку за нашими спинами.

Мы с Маричкой оглянулись.

Псевдо-девушка даже ахнула от изумления, прикрыла пухлой ладошкой рот.

На полке, между двух штырей был закреплен человеческий череп. На черепе висел краповый берет с эмблемой «Беркута».

– Только выскоблил. Правда, занимательно? И поучительно… Могу тебе сделать. За сто баксов. Внукам будешь рассказывать, как эту мразь давил!

Я брезгливо скривил губы, непроизвольно замотал головой.

– Чудной ты стал. Видно, переработался, – сказал Бубенчик. – Потерпи, вот передушим мусоров, комуняк, жидов, москалей и ляхов – поедем в Монте-Карло. За всю грязь и всю кровь оторвемся. Тех денег, что обещали лабусы, должно хватить на пару месяцев забойного куража.

Закипел чайник. Хозяин выставил из тумбочки три разнокалиберные чашки, картонную коробку с пакетированным чаем, и такую же коробку с рафинадом. Кинул пакетики в чашки, залил кипятком. Придвинул чашки мне и Маричке.

– Сахар берите по вкусу, – сказал Бубенчик.

***

Он сел в кресло, звучно постучал в фанерную стенку.

Через минуту приоткрылась дверь, в проем уставилась толстая заспанная рожа.

– Ты, Гришка, не спи, – сказал Бубенчик, – а сбегай в лазарет на третий, принеси несколько инструментов пострашнее. Можешь те, что прошлый раз.

– Угу, – кивнул Гриша.

Взгляд Бубенчика зацепился за венский стул.

– Подожди-ка. Мы сегодня разнообразим гулянку. Бери вон тот стул, – он кивнул на раритет с выгнутыми массивными ножками. – И вот, – полез в ящик стола, достал длинное шило. Воткнул в гобеленовую обивку. – Занеси на «Площадь», и поставь возле виселицы.

Глава двадцатая

Ночь с 6 на 7 февраля 2014 года

(продолжение)

***

– Пора, – сказал Бубенчик. Отставил чашку и поднялся из-за стола.

Мы с Маричкой тоже встали со скрипучих стульев.

Настенные часы показывали полночь – время поэтов, воров и любовников. А еще – время мучений и смерти для двоих, неизвестных мне людей. Но живых, из плоти и крови, которым болит.

«А мне – безразлично! Почему я должен их спасать?».

Ведомые Бубенчиком мы прошли путаными коридорами и поднялись на восьмой этаж. Еще по пути к «Площади» я чувствовал в том месте галдеж, топот, грубый прокуренный мужской смех и визгливый женский.

Я не ошибся – народу набралось человек пятьдесят: в большинстве – мужики, но были и женщины, и совсем девчонки, видимо студентки. Они жались у стен и по периметру лобного места – прямоугольной площадки, метров пять в длину, и три в ширину, застеленной рваным брезентом в бурых пятнах.